Белое на голубом
Шрифт:
– Ой, простите, я, наверное, чумазая, простите...
– Не говори ерунды! Я совсем не об этом!
– Тогда о чем...
– Уффф...
– сердито просипел дух, - О том, что творится в твоей голове! Ты о чем-то постоянно думаешь. Вот о чем я.
Голубка посеменила из угла в угол.
– Я... Если я вас раздражаю...
– Милая, - Морфос страдальчески сморщился, - Что беспокоит тебя? Скажи.
Евтихия несколько раз приоткрывала клювик, но каждый раз останавливалась. Потом все-таки решилась.
– Скоро год будет, как я не видела Алексиора. Нириель сказал, что с 'черного берега'
– Уффф... Так бы и сказала.
Морфос потянулся к скальным пластам, тянувшимся аж до самого Расхаранарта, он помнил, где видел юношу в последний раз. Однако его там не было. Древнему пришлось напрячься и 'обежать' весь остров - ничего.
– Знаешь, - озадаченно проговорил он, - Его там нет.
– Да, Нириель говорил, будто тот чужеземец рассказывал тете Ириаде, что Алексиор живет в столице того царства. Во дворце. Он теперь личный секретарь царицы.
Последние слова были произнесены совсем уж тихим голосом.
Морфосу стало понятно.
– Вообще-то, пока эта колдунья уехала на север, ты могла бы слетать туда. Посмотрела на своего Алексиора, а потом вернулась обратно. Ты ведь не успокоишься... А, девочка?
Она не думала об этом, но мысль слетать и взглянуть хоть одним глазком на любимого, показалась такой заманчивой...
– Но я еще никогда так далеко не летала...
– Ничего, мы с тобой воздушного отправим, полетишь на крыльях ветра. Да еще пусть твой Нириель с той пойдет. А то мало ли.
Вот теперь это была прежняя птичка! Как будто даже перышки встопорщились, глазки горят, движения быстрые.
– Ой, дедушка... Я полечу!
– Ну-ну, милая, будет шуметь, - ворчливо пробасил дух земли, пряча улыбку, - Пойду мальчишек позову, чтобы с тобой пошли.
В его почтенном возрасте почти всех местных духов Морфос с полным правом мог именовать мальчишками, а уж тем более, совсем молодых водного Нириеля и воздушного Фаэта.
***
Затишье, царившее в закрытом мирке контрабандистов, неожиданно было нарушено в то же утро. Во время завтрака, когда Джулиус, Нильда и Голен сидели за столом с набитыми ртами, к ним ввалилось все женское население фиордов. Джулиус нахмурил брови и обвел взглядом воинственно настроенных женщин. Нильда отложила ложку, а Голен, сглотнув от неожиданности довольно крупный, почти непрожеванный кусок, закашлялся.
– В чем дело, красавицы?
– строго хмуря брови, вопросил старшина Джулиус, уже предвидя разборку, которая может потянуться не один час.
– Все дело в ней, - вытянув руку в сторону Нильды, сказала молодая красотка Арница.
Она в прошлом году овдовела, но пока еще не удостоила выбором ни одного из местных парней.
– Во мне?
– Нильда поднялась из-за стола, руки так и потянулись уткнуться в боки, - А что со мной не так?
– А то!
– выпалила Арница.
Но, поскольку ее словарный запас под влиянием волнения свелся к минимуму, слово взяла одна из достойных матерей семейства, старожилка фиордов Лимерия:
– Нильда, пойми нас. Пока твой красавчик, - она показала глазами на Голена, - Выращивал для тебя цветы и лианы на старых разбитых лодках, все было хорошо. Мы не возражали.
– Еще бы вы возражали! Помнится, вы были в восторге!
– Нильда была настроена
– Помолчи, Нильда, и послушай.
Нильда скрестила руки на груди и изобразила гробовое молчание.
– Так вот, пока были только цветы, все было в порядке. Более того, пока твой... муж... читал тебе стихи наших и разных там... иномирных поэтов, мы тоже не возражали. Но когда он начал читать стихи собственного сочинения! Да еще и петь! Да еще и по ночам!! Да еще и так громко!!!
Пока произносились эти речи, Голен сидел с открытым ртом, не зная, то ли ему сейчас упасть под стол от хохота, то ли вместе с креслом испариться под их испепеляющими взглядами. Тут все женщины дружно возмущенно засопели и уставились на них с Нильдой.
Джулиус понял, что пара как-то брать ситуацию под конроль.
– В чем, собственно, ваши претензии?
– с каменным лицом спросил старшина, - В том, что он поет слишком громко?
– А в том! Пусть уже эта вертихвостка говорит ему 'Да'! Мы же не железные! Мы тут все помрем от зависти...
– неожиданно выпалила Арница, а потом, ткнув пальцем в сторону Нильды, добавила - Будешь еще носом крутить, да перебирать харчами, вот соблазню твоего парня, да на себе женю!
– ЧТО?!!!
– Нильда мгновенно разошлась, - Соблазнит она моего мужа!? Да я тебе все волосенки повыдергаю!
– Вот и бери своего мужа! Пока мы добрые!
Это могло послужить сигналом к началу боевых действий. Нильда уже собралась высказать женщинам все, что она о них думает, а потом попросить не совать нос в чужую семейную жизнь!
– Кх-кхммм!
– вмешался Джулиус, - Девушки, дамы! Успокойтесь! Я вас услышал. Отныне всем мужчинам будут вменены в обязанность красивые ухаживания. Ээээ... цветы, нет... с цветами не знаю, как выйдет, простите. Но стихи и песни - это да! Желательно собственного сочинения. Потерпите немного, вот вернутся ваши мужчины из рейсов - и все вам будет! А теперь идите, милые, идите.
– Мы не хотим по приказу! Мы хотим добровольно! От души!
– Хорошо, - скрипнул зубами Джулиус, - Будет вам и добровольно, и от души.
Кое-как успокоенные женщины покинули жилище Джулиуса. Тот укоризненно уставился на Нильду, а потом, подкатив глаза, воздел руки к небу. Нильда фыркнула и отвернулась.
– Все, я больше не могу! Ты и так уже всех мужиков подвела под монастырь!- рявкнул дед, шмякнул тряпкой по столу и вышел, изображая притворную злость.
Когда дед вышел, Голен с Нильдой переглянулись и... захохотали.
– А как я за тебя выйду?
– проговорила сквозь смех Нильда, - Я же танцевать не умею, еще опозорюсь на свадьбе...
– Я покажу тебе!
– смеясь, воскликнул парень, - Меня учили танцевать, правда-правда!
– А как мы будем танцевать? Вместе с креслом?
– Нет.
Тут он отделился от кресла, поднялся в воздух и завис совсем невысоко от пола.
– Нильда, подойди, дай руку, - проговорил Голен.
Вот так он вовсе не выглядел ущербным или покалеченным. Так он выглядел могучим молодым колдуном, великим. Нильда, трепеща от волнения, подошла к нему вплотную и взяла протянутую руку. И тут же оказалась в воздухе, прижатая к нему.