Белое отребье (White Trash)

Кинг Джон

– Вот.

Руби протягивает деньги, без сдачи.

– Спасибо.

– Увидимся.

– Пока, солнышко.

Руби выходит из булочной и поворачивает направо, проходя мимо витрин. Трое скинхедов-мусорщиков у противоположной стены, рядом со своими дремлющими грузовиками, попивают горячие напитки и жуют рулеты, самый юный умудряется одновременно насвистывать, и она коротко улыбается ему – просто так, и запах мусора висит в воздухе. Руби еще раз проверяет содержимое пакета – только чай, кофе, сахар, рулет, булочка – ей не хочется несвежей еды и грязных салфеток. Она видит этих троих каждую неделю, ей нравятся ежики на их головах, белая кожа, просвечивающая сквозь индивидуальный подшерсток, черный, коричневый и серый, сбритый напрочь подшерсток. Тот, который свистит, – самый привлекательный из них, красный крест красуется на его предплечье, когда он подносит полистироловую чашку ко рту. Парень будто посылает волны энергии другому, старому мужчине, сидящему рядом, с головой-коробкой,

но кажется, что тот больше заинтересован фотографиями моделей в газете, чем проходящей мимо медсестрой.

– Удачи тебе сегодня! – кричит молодой скинхед.

Руби снова улыбается и пересекает пустую дорогу, направляясь к больнице. Мимо проезжает машина, запах выхлопных газов ударяет ей в нос. Мусор увозят, а бензиновое марево остается, оно проникает повсеместно, даже через радиоволны, которые везде вокруг, но которые Руби не слышит – пытается, но ничего не выходит. Она чувствует бетон подошвой правой ноги, мягкое трение о поверхность. В обеденный перерыв она пойдет и купит новую обувь. Из-за нехватки денег Руби все время откладывала покупку, но если бы она не так часто ходила к Дилли, а вместо этого готовила бы завтрак сама, то могла бы чуть-чуть сэкономить, хотя… Сэкономленных денег все равно хронически будет не хватать – приходится признать, что домохозяйка она плохая, не хочет утруждать себя готовкой. Возможно, Руби тратит слишком много денег на развлечения, но это – вопрос приоритетов: она не из тех, кто сидит дома, она любит смеяться, слушать музыку и танцевать, болтать со всякими людьми, чувствовать себя живой и свободной, чувствовать себя частичкой этого мира, она действительно это любит, любит, когда земля горяча и жар просачивается в нее, прямо как сейчас, Руби снова думает о меридианах и обо всех разнообразных медицинских системах, которые были разработаны людьми, она хотела бы посмотреть на вспышки энергии, она оглядывается на магазины, на окна квартир наверху, на свой кирпичный дом, – здесь нет ничего лишнего. Нет ни богатых декораций, ни отделанных штукатуркой стен, ни вьющихся виноградной лозы или окон из цветного стекла, – только кирпич и стекло в металлических рамах, облупившихся, покрытых ржавчиной, и это прекрасно, и здесь живет столько прекрасных людей, судя по тем, с которыми она знакома. Это правильный дом.

Путь до работы не занимает у Руби много времени, она приходит рано, садится на траву справа от главного входа и завтракает, пьет кофе и наслаждается тем, как кофеин вливает в нее силы. Рядом пустует автобусная остановка, маргаритки и муравьи населяют траву, похожую на щетину на голове того мусорщика, и она впивается в рулет, – Дилли всегда кладет в них много начинки, толстенные куски чеддера, и это довольно красноречиво говорит о ее натуре, непомерная широта – из той же самой оперы, почему она отпустила мальчишек. Дилли любопытна, но какая разница, она – крепкая женщина со сложенными на груди руками, гоняет своего Мика, который всегда на подхвате, а изобилие сыра лучше всего демонстрирует великодушие ее сердца. И кофе тоже превосходный, Дилли не нужно было так стараться, могла бы не делать его настолько вкусным, если вспомнить, сколько он стоит. Люди и так берут то, что могут получить. Руби объелась рулетом, а ведь еще булочка, такая большая и так долго жуется, – надо думать, Мик не менее великодушен, чем Дилли. Да, с этими двумя все в порядке. Мир полон славных людей, каждый из них со своей собственной историей, со своими странностями, которые заставляют тебя удивляться или смеяться, – она думает о тяжелом взгляде Дилли и о перекошенном лице Мика, его сухом юморе. Как же она удивилась, когда он попытался построить Дилли, Руби один только раз такое видела! Он был булочником всю свою жизнь после национальной службы, – армия научила его ремеслу. А еще у Мика есть хобби – он собирает подставки под пиво. Забавная вещь для коллекционирования, ведь правда же?

Руби сидит на траве, рассматривая забравшегося в ладонь паука, сидит до тех пор, пока не приходит время приступать к работе. Пора – она вскакивает, вбегает через главный вход, торопится по коридорам своей жизни, проходам, которые спланированы так, чтобы разграничить определенные отделения, – самый быстрый путь из точки А в точку Б, чтобы добраться до экспертного отдела, – это место хорошо пахнет, оно чистое и целесообразное, центр непревзойденного мастерства, без снобизма, коридоры самопожертвования и самоотверженности, работа, которую стоит делать, место, в котором стоит быть.

Она видит впереди Боксера, толкающего кровать, рядом с ним медсестра несет сумку. Руби догоняет их, и Боксер, заметив ее, спотыкается и улыбается. Он вдвое больше нее – огромный, великодушный человек, может, даже наивный, некоторые называют таких людей «медленными». Он плохо читает, и у него проблемы с восприятием времени, но для тебя он сделает все что угодно. Боксера любят и носильщики, и медсестры – люди, с которыми он работает, а доктора… Доктора более отдалены от персонала, живут в своем собственном мире. Боксер сильный, он поднимает кровати и каталки, которые другие носильщики едва способны сдвинуть с места, он носит карточку со своим прозвищем – говорит, что так его называли в школе. Руби хорошо относится к Боксеру, а Доун [10]помогает ему с чтением, учит по детским книжкам. Поначалу книжки казались ему глупыми, пока она его не убедила, что это только начало. Иногда Руби так умиляет его наивность, что ей нестерпимо хочется обнять его, затискать, как ребенка. Она показывала ему, как использовать часы, и он почти понял! Конечно, у Доун больше возни с преподаванием чтения – она ведь не учительница вовсе, просто сердце у нее золотое… Даже если она шлюха. Руби улыбается сама себе: эти двое всегда друг друга поддразнивают.

– Ты выглядишь уставшей, Руби, – замечает Боксер. – Ты ночью не спала?

– Я спала и выспалась, просто пришла поздно, вот и все. Я в порядке.

– Ты пила. Тебе не следует много пить. Тебе это вредно.

Медсестра с другой стороны корчит гримасу и наклоняется, чтобы поймать подушку пациента, – лицо мужчины мокрое и красное, а его дыхание сдавлено в перегруженных легких. Руби сжимает его плечо, зная точно, что он испуган и вопрошает Господа, почему жизнь сдавлена в его груди, он не хочет утонуть в собственной мокроте и сейчас не видит красоты этого мира, но ничего – они приведут его в порядок, ведь он в правильном месте, в хороших руках, рукав пижамы больного отсырел в ее ладонях, пока она пыталась его приободрить.

Когда он пройдет обратно через эти коридоры, освобожденный, здоровый, на своих собственных ногах, взрываясь от радости, от начала новой жизни, он будет смотреть на картинки, по которым скучал: всевозможные карандашные домики и люди-насекомые из детских палат, мамы, и папы, и мальчики, и девочки держатся за руки, красный мальчик играет в синий мяч, церковь с кучей куполов, корабль в море и человек на мотобайке, машина с шеей водителя и голова, высунувшаяся из окна, вдвое больше капота, лес с маленькими людьми, сидящими на трех пнях, паук в паутине, а затем там висят доски объявлений с брошюрами о гигиене, о диетах из свежих фруктов и овощей, плакат с информацией о раке кишечника, превентивных мерах, красными кнопками прикрепленный к пробковой доске, цветные фотографии брокколи и салата, ваза со злаками, куски отрубей.

Они проходят через двери палаты гастроэнтерологии, – там неподвижно стоит мужчина, ожидая, просто ожидая, без тапочек на ногах, лысая голова в кратерах, выжженных метеоритными ливнями, – на секунду уставился на Руби, – из кружки в его руке поднимается пар, длинная колонна пластиковых банок заполнила полочку, это путь в палату, и за спиной мужчины она видит Давинду, промелькнувшую, но ее не заметившую, мужчина кивает Руби, у него босые ноги, но и непередаваемое чувство собственного достоинства, он замер в ожидании, что внутри него что-то произойдет. Руби еще увидится с Давиндой во время перерыва на обед.

Когда Руби добирается до своей палаты – это следующая по коридору – то оставляет Боксера и остальных и входит, заметив, что ее ноги одеревенели. Она танцевала до двух, а потом убегала от вертолета, и ей все еще не верится, что это произошло. Может быть, она параноик и зря сорвалась с места, – но нет, им надо было ее поймать, она все правильно сделала. Ей интересно, будут ли они хранить видеозапись, – Руби уверена, что ее записали, – теперь она фигурант архива самых разыскиваемых преступников по всей Британии. Может быть, они отослали запись на телевидение, превратили это в драму, добавили благочестивый комментарий и создали потрясающий выпуск новостей. Ладно, все это было шуткой, вчерашняя ночь в прошлом, а по утрам много работы, – больница просыпается рано, как армия, как некоторые люди в ее палате, достаточно пожилые, служившие когда-то в национальной службе или воевавшие на войне. Видимо, с ними тоже все в порядке. Боевой дух – немаловажная вещь, нужно поддерживать дисциплину, соблюдать порядок. Сестра находилась в другом конце палаты, и когда Доун, опоздавшая на пять минут, вошла вслед за Руби в палату, она была счастлива снова видеть ее здесь. Эту сестру зовут Маурин. По выходным она развлекается на всю катушку со своим мужем в ирландском клубе, но на работе строга до невозможности – сама молитва и распятие в униформе.

– Я таскаюсь с трудом, – удобно усевшись, Доун выдает Руби первое, что приходит в голову. – Прошлой ночью у меня было свидание с Кингом Донгом. [11]

Руби улыбнулась и углубилась в работу, утонула в рутине, забылась в мелочах, которые она выполняла как заведенная, люди – пациенты и персонал – заставляли ее двигаться, она разбирала влажные постели, – мужчина хочет посидеть в комнате с телевизором и, видимо, сам себя стыдится, – это нормальная реакция, Руби не возражает, она уже столько повидала на этой работе – галлоны мочи, крови, кала, слизи, гноя, – все это часть жизни, ее механика и больше ничего, а люди так этим обеспокоены, суетливые персонажи со своими делами, которые они натворили в прошлом, со своими планами на будущее. Руби не слишком много знала о недавно поступившем пациенте, который страдал ночным недержанием мочи, худом человеке средних лет, она продолжала разбираться с его матрасом, точнее с пятном, которое делает каждый, пока еще маленький, и думала о своей собственной кровати в утреннем свете, с такими же желтыми пятнами, старой кровати, которую мама Деза отдала ей, когда она въехала.