Белое Рождество. Книга 1
Шрифт:
– Нет.
– Но, Льюис...
Бесстрастия в его голосе как не бывало. Теперь Льюис говорил так, словно находился на грани нервного срыва:
– Ради всего святого, Эббра! Одно лишь слово «эпилепсия» в моей медицинской карточке – и мне конец. Я до пенсии буду прикован к «голу. И из-за чего? Из-за того, что порой чувствую себя так, словно прокатился на русских горках? Об этом никто не узнает. Никто! Никогда!
– Хорошо. – Сама не зная почему, Эббра начала всхлипывать. – Мне очень жаль, что так получилось.
– Да. Я знаю. – Он смягчился, и его голос зазвучал невероятно устало. – У меня двухдневный отпуск; есть еще кое-какие новости, я хотел бы сообщить их вам. Увидимся завтра вечером. Сходим в кино.
– Кино – это замечательно.
Эббра положила трубку. Она понимала, что Льюис совершает серьезный проступок, но не осуждала его. Военная служба была целью и смыслом его жизни. Он всегда мечтал быть солдатом. Эббра не могла даже представить его в иной роли.
Льюис приедет сегодня вечером. А тем временем, хотя Джерри и сказал, что будет занят весь день, она предпримет нечто неожиданное. Они не виделись почти шесть месяцев, и Эббра не собиралась ждать еще шесть часов. Она отправится к нему и встретится с ним сейчас же.
Полчаса спустя она припарковала свой «олдсмобил» на улице у его дома. Квартира Джерри помещалась над винной лавкой, и Эббра торопливо поднялась по ступеням, чувствуя, как ее охватывает почти неодолимое возбуждение. Она скучала по Джерри. Он такой талантливый, такой вызывающе нахальный, такой забавный... Эббра уловила приторно-сладкий запах марихуаны, но ей было плевать. Джерри – поэт, а все поэты курят «травку». «Травка» – безобидное зелье, ничуть не опаснее спиртного.
Дверь на пустой лестничной площадке оказалась закрыта. Эббра небрежно постучала, распахнула ее и с широкой улыбкой весело воскликнула:
– Привет, Джерри! Сюрприз!
Судя по виду Джерри, он ничуть не обрадовался, только изумился до глубины души. Он валялся голышом на грязных скомканных простынях. Рядом с ним лежала обнаженная девушка. При виде Эббры она удивленно приподняла брови. Второй молодой человек, потный юнец, видимо их общий друг, тоже был обнажен.
Марихуану курила девица. Джерри нюхал кокаин. До сих пор Эббре не доводилось видеть «снежок», но она сразу поняла, что это такое.
Эббра на мгновение застыла, слишком ошеломленная, чтобы как-то отреагировать. Радостного возбуждения и предвкушения словно не бывало. В жизни был период, когда подобная сцена лишь повеселила бы ее, но только не теперь. Вид испачканного спермой белья, переплетенных, покрытых испариной тел вызвал у нее тошноту. Эббра не хотела оставаться здесь ни на секунду. Она не желала иметь ничего общего с этими людьми.
Она мгновенно повернулась и спустилась по лестнице, не обращая внимания на крики и смех, которые неслись ей вслед.
Когда она добралась до своего «олдсмобила», по ее щекам текли слезы. Она плакала не потому, что больше не увидит Джерри. Это были слезы стыда за собственную глупость. Как получилось, что она не смогла разглядеть в Джерри то, что так отчетливо увидела ее мать?
Эббра воткнула ключ в замок зажигания и запустила мотор. Ей не хотелось ехать домой. По крайней мере сейчас.
Она проехала на север и, остановив машину в пустынном пригороде, отправилась прогуляться. Ходьба всегда успокаивала ее, успокоила и сейчас. Она была рада тому, что неожиданно нагрянула в Норт-Бич, рада тому, что увидела там. Внезапно она почувствовала себя повзрослевшей, более уверенной в себе.
Наступили сумерки, она уселась в машину и отправилась обратно в Сан-Франциско, радостная, полная нетерпеливого ожидания встречи с Льюисом.
Его автомобиль остановился на подъездной дорожке дома за секунду до Эббры. Она выскочила из машины, опередив Льюиса, и побежала к нему.
– Ох, Льюис! Как я рада вас видеть! – крикнула она, бросаясь в его объятия.
Льюис прижал ее к себе, чувствуя произошедшую в ней перемену.
– Что случилось? – мягко проговорил он и, видимо догадавшись, спросил: – Это из-за Джерри? Вы виделись с Джерри?
Эббра кивнула, подняла лицо и посмотрела ему в глаза, продолжая крепко обнимать его.
– Да, но Джерри больше ничего для меня не значит. И никогда не значил, но я поняла это только сейчас.
– Я получил назначение во Вьетнам, – сообщил Льюис, не отпуская Эббру. – Я уезжаю в конце следующей недели. Вы выйдете за меня замуж до того, как я уеду?
– Да, Льюис! – Она плакала и смеялась одновременно. – Да! Да!
Глава 2
Серена Блит-Темплтон проснулась на рассвете от грохота, производимого, казалось, целой армией людей, вбивавших в землю колышки для огромных шатров. Застонав, она перевернулась и накрыла голову подушкой. Сегодня был самый длинный день в году. Сегодня поместье Бедингхэм готовилось принять «Роллинг Стоунз», «Энималз», дюжину менее популярных групп и одному Богу известно сколько тысяч поклонников.
– О черт, о Господи, – вслух произнесла она. – Не надо было возвращаться домой на ночь глядя. Уж лучше бы я осталась в городе.
Но ей не захотелось торчать в их доме в Челси, и она отправилась в путь по пустынным дорогам, изрядно накачавшись шампанским, накурившись марихуаны. Судьба, как обычно, оказалась благосклонна к ней. Серена не попала в аварию и не угодила в лапы полицейских. Она сама не знала, радоваться этому или огорчаться. Жизнь так скучна, и Серене казалось, что ночь в каталажке добавила бы пикантности ее унылому существованию. И уж конечно, такое событие немало попортило бы крови отцу ей на потеху, а может, даже произвело бы впечатление на Лэнса.
Лэнс, брат-близнец Серены, придерживался крайне левых взглядов. Он бунтовал против аристократии, против собственного отца, против наследственных привилегий, против дорогостоящего образования. Последним объектом его ненависти стали полицейские, хотя Серена в глубине души была уверена, что Лэнс ограничивается проклятиями в адрес патрульных, когда те вежливо просят его убрать свой «астон-мартин» из пешеходной зоны в Чини-Уолке. И все же минувшие два месяца Лэнс продолжал называть всех полисменов и даже сотрудников весьма либеральных местных органов правопорядка не иначе как «фашистскими свиньями».