Белое Рождество. Книга 2

Пембертон Маргарет

– Прошу прощения, – чуть сбивчиво, но с безупречным английским произношением заговорила Чинь. – Мне сказали, что если я хочу оставить свою дочь на ваше попечение, то должна сначала побеседовать с вами.

Серена качнула головой.

– К сожалению, наши правила не позволяют принимать детей, чьи матери сами способны позаботиться о них... – начала она.

Чинь зарделась.

– Я не собираюсь навсегда оставлять у вас свою дочь. Мне сказали, что иногда вы соглашаетесь ухаживать в течение дня за детьми работающих женщин. Видите ли, у меня нет матери, а сестра не в силах мне помогать, поскольку тоже работает. Секретарем, – торопливо добавила

она, испугавшись, что ее слова восприняты неправильно и сотрудница приюта могла решить, что Май занимается проституцией. – Я работаю регистратором в отеле, и мне нужно, чтобы кто-нибудь присматривал за Кайли в течение дня.

– Кайли? – В ушах Серены вдруг возникла звенящая тишина. Она не слышала ни уличного шума, ни детских криков из комнат за стеной. Она смотрела на ребенка, и девочка взирала на нее в ответ доверчивым любопытным взглядом синих глаз, а ее волосы так знакомо спускались на лоб...

– Кайли – это имя моей дочери.

Серена сидела не шевелясь. Она уже видела эти глаза. И эти ниспадающие на лоб волосы. Чем дольше она смотрела на девочку, тем крепче становилась ее уверенность. В жилах ребенка текла не только американская и вьетнамская кровь, но и ирландская.

– Кайли... Какое необычное имя, – заговорила Серена, отрывая взгляд от девочки и не без труда переводя его на женщину. – Это ее полное имя?

– Нет, – ответила Чинь, испытывая легкое замешательство при виде хладнокровной элегантности Серены и ее роскошных золотистых волос. – Ее полное имя – Нгуен Андерсон Кайли.

Серена протяжно вздохнула. Неужели она, столь хорошо зная Кайла, не могла предвидеть, что это рано или поздно должно случиться?

– А ваше имя? – спросила она, гадая, знал ли Кайл о ребенке, когда отправлялся в последний полет, и пытаясь понять, какое чувство преобладает в ее душе – горечь или злость, уязвленная гордость или разочарование.

– Чинь, – ответила та, удивленная тем, что англичанка вдруг огорчилась и, похоже, растерялась.

Серена перевела дух, стараясь успокоиться. Ближайшие несколько минут не принесут радости ни ей, ни вьетнамке.

– Нам нужно поговорить, Чинь, – сказала она, чувствуя, как куда-то отступают охватившие ее поначалу бурные эмоции, на смену которым приходит смирение. – Нам нужно поговорить об отце Кайли.

Глава 30

Несколько месяцев после приезда в Ханой Гэвин пребывал в приподнятом настроении. Он вернется в Европу признанным знатоком Северного Вьетнама. Он получит возможность написать книгу, много книг. Он по-прежнему тосковал по Габриэль так же отчаянно, как если бы оставался в Сайгоне. Расставаясь с женой, Гэвин знал: пройдет не меньше года, прежде чем он увидит ее вновь. То, что он оказался на Севере, а не на Юге, ничего не меняло, особенно теперь, когда Гэвин был уверен: Габриэль известно, где он и с кем.

– Она все знает, – уверял его Динь. – Тебе нет нужды беспокоиться, товарищ. Габриэль душой с тобой, а в ее сердце нет места тревоге.

Гэвин принял участие в новогоднем празднике, словно коренной вьетнамец. Улицы украсились алыми флагами, в воздухе носились звуки и запахи фейерверков. Гэвин с Динем полакомились рисовыми пирожными и смешались с уличной толпой, медленно, но верно прокладывая путь к озеру Хоанкьем и старинному храму. Проходя по мосту Хак в окружении крестьян, одетых в свои лучшие праздничные наряды, Гэвин подумал, что, если бы сейчас рядом с ним оказалась Габриэль, это были бы

самые счастливые, памятные мгновения в его жизни.

* * *

Две недели спустя Гэвин и Динь отправились в прибрежный город Тхайбинь, пострадавший от массированной бомбардировки.

– Боюсь, после возвращения мы уже не сможем видеться так часто, как раньше, – с сожалением сказал Динь. – Я должен вновь приступить к активным действиям, но на сей раз в месте, о котором тебе нельзя знать.

Джип, на котором они ехали, раскачивался и подпрыгивал на ухабах.

– Ты долго пробудешь в отъезде? – с опаской спросил Гэвин. Всякий раз, когда Динь исчезал, его заменял каменнолицый офицер, к которому Гэвин испытывал неприязнь. К тому же он пробыл в Северном Вьетнаме уже почти год и собрал достаточно материала, чтобы просидеть за пишущей машинкой до конца жизни, а его тоска по Габриэль и крошке Гэвину становилась почти невыносимой.

– Не могу сказать, товарищ. Вероятно...

Его фраза осталась незаконченной. Смерть явилась с неба, и судьбу Диня разделили тысячи других людей. Только что джип спокойно катил по дороге в Хайфонг, следуя за военными грузовиками, шедшими в нескольких сотнях ярдов впереди, а в следующую секунду бомбы смели колонну с лица земли.

Гэвин чувствовал, как его засасывает в воздух. Его барабанные перепонки были готовы лопнуть, сердце рвалось из груди, и единственной мыслью было – Господи, только не сейчас! Не сейчас, когда встреча с Габи так близка!

Он налетел на ствол дерева и потерял сознание. Когда Гэвин вновь пришел в себя, по его лицу сочилась кровь, в воздухе висел едкий запах гари.

– Динь! – вскричал Гэвин, приподнимаясь на колени и ощущая тот самый животный ужас, что обуял его, когда они с Динем попали под бомбы на Тропе Хо Ши Мина. – Динь!

На этот раз ответом ему было молчание. Тело Диня лежало в горящем джипе, его голова была неестественно повернута.

– О Господи, нет! – всхлипнул Гэвин, поднимаясь на ноги. – Динь! Динь!

Он бросился бежать к пляшущим языкам пламени. Первыми там оказались офицеры из машины, ехавшей перед джипом. Диня извлекли из автомобиля и уложили на обочине дороги.

Гэвин, спотыкаясь, бросился к нему, наполовину ослепленный болью и кровью.

– Он мертв, – бросил один из офицеров и, повернувшись, впервые пристально посмотрел на Гэвина.

Гэвин не заметил внезапной перемены выражения в глазах офицера. Он смотрел на Диня, и слезы смешивались на его лице с кровью. Динь был замечательным другом, единственным его другом в Северном Вьетнаме.

К офицеру, который сообщил ему о смерти Диня, подошли другие. Они обступили Гэвина, держа на изготовку автоматы.

– Я австралиец, не американец, – сказал Гэвин, чувствуя, как к нему возвращаются былые опасения. – Я гость Северного Вьетнама, журналист.

– Шагом марш! – распорядился один из офицеров, жестом велев Гэвину двигаться к неповрежденной машине.

Гэвину показалось, что на его сердце смыкаются ледяные пальцы. Он решил, что его повезут обратно в Ханой. В Ханое его доставят к военному руководству Диня, которое дало разрешение на его пребывание на Севере. Что будет дальше? Приставят ли к нему каменнолицего офицера или сообщат, что его путешествие закончено, и вернут на Юг по Тропе Хо Ши Мина? Гэвин не знал и не мог знать. Ему оставалось лишь покорно забраться в кузов грузовика и надеяться на лучшее.