Белое солнце пустыни
Шрифт:
Р. Ибрагимбеков родился 5 января 1939 года. На момент своей встречи с Кончаловским и Ежовым учился на Высших сценарных курсах. В эту компанию попал благодаря Кончаловскому, который прочитал один из его сценариев. Эта вещь показалась Кончаловскому трогательной и смешной, было видно, что ее автор - человек с хорошим чувством юмора. Причем на это приглашение абсолютно не повлияло то, что Ибрагимбеков никогда в жизни не был в пустыне, где должны были разворачиваться главные действия будущего сценария.
Кстати, в пустыне никогда не был и Ежов, но того бросили на это дело исключительно по причине его высокой котировки в киношной среде - он считался крепким сценаристом, способным вытянуть любой, даже самый безнадежный материал.
– Ф. Р.) изначально как пародию на американский вестерн, но даже в этом случае не сумели выдержать до конца иронический тон.
Во-вторых, к современному мастерству постановки вестернов американцы шли сорок - пятьдесят лет. У них сейчас все отработано, зафиксировано, стало эталоном. Существует целая группа актеров, которые играют только вестерны. Они по-особому ходят, скачут на лошади, стреляют, крутят на пальце свои смит-вессоны. Это умение вырабатывалось десятилетиями и передавалось из поколения в поколение. У нас всего этого нет".
Ничего не скажешь, доводы весьма убедительные. Однако и Познера можно было понять: план студии горел и надо было во что бы то ни стало как-то выкручиваться. В итоге он еще малость надавил на Ежова, и тот махнул рукой: дескать, напишу вам сценарий, а если тема не понравится - сами виноваты.
После этой встречи Ежов в течение нескольких дней ломал голову над эстетикой будущего фильма. Конечно, можно было махнуть на все рукой и написать сценарий стандартного фильма про красных и белых, коих в те годы уже в достаточном количестве навыпускал отечественный кинематограф. Но Ежов был профессионалом своего дела и создавать расхожую киношку явно не хотел. Это в кабинете Познера он сгоряча пообещал особо не усердствовать в придумывании сюжета, но уже за порогом верх в его рассуждениях взяла профессиональная гордость: дескать, как это я, Ежов, и напишу нечто обыкновенное? Нет - только нетленку!
Но из знакомых сюжетов на эту тему лезли в голову довоенные "Тринадцать" и "Джульбарс", повторять которых не хотелось. Чтобы быть в теме, Ежову пришлось привлечь к этому делу людей, знавших историю борьбы с басмачеством не понаслышке - то бишь героев гражданской войны. Встреч с такими людьми у Ежова было несколько, однако и они мало что ему дали в плане создания нетленного сюжета. Все их рассказы сводились к стандартным атрибутам приключенческого жанра: песчаные барханы, погони, засады, отравленные колодцы и т. д. А если в чьих-то рассказах и всплывало "нечто", то это нельзя было включать в сценарий по цензурным соображениям. К примеру, один бывший кавалерийский комбриг рассказал такую историю. Как-то в одном из боев с бурбашами он спас от надругательства и неминуемой смерти девушку из местных. Потом судьба их разлучила, чтобы через семнадцать лет вновь свести вместе, но уже в одном из колымских лагерей. Там они поженились и остаток жизни прожили вместе.
Кстати, именно этот бывший комбриг помог Ежову найти "изюминку" будущего сценария. Уже прощаясь и не надеясь на чудо, Ежов спросил у своего гостя, случались ли в его боевой биографии хоть какие-нибудь смешные эпизоды. "Конечно, были!
– ответил комбриг.
– Иногда преследуемые басмачи бросали в пустыне свои гаремы. Прискачешь к какому-нибудь колодцу, а около него женщины сидят, мужья давно ускакали. Оставить в пустыне - погибнут. Приходилось вместо преследования банды сопровождать "неожиданный подарочек" к ближайшему кишлаку. Намучаешься с ними".
Это было как раз то, что надо. Сопровождение брошенного курбашой гарема могло стать стержнем фильма, все остальные эпизоды можно было уже накручивать вокруг. Беда только, что времени на написание сценария выделили мало: не было возможности съездить в пустыню, чтобы набраться тамошних впечатлений. Но тут Ежов рассчитывал на помощь своих соавторов, в частности Рустама Ибрагимбекова, который уверенно заявил, что неоднократно бороздил зыбучие среднеазиатские пески (на самом деле он соврал, поскольку очень хотел попасть в их команду).
7 июня 1967 года в ЭТК поступила сценарная заявка от Ежова и Ибрагимбекова на сценарий "Пустыня". 8-го ее рассмотрела сценарно-редакционная коллегия, а на следующий день со сценаристами был заключен договор на написание сценария. Спустя несколько дней Ежов, Ибрагимбеков и будущий режиссер фильма Михалков-Кончаловский отправились в Коктебель, чтобы в уютном Доме писателей родить на свет хит всех времен и народов.
С первых же дней работа заспорилась. Сюжет был выбран такой: красный боец Федор Сухов возвращается домой, но в пути вынужден сделать небольшую остановку, чтобы сопроводить до города гарем главаря басмачей Абдуллы. По словам Кончаловского вся эстетика сценария росла из Андрея Платонова, который уже с "Аси Клячиной" был его путеводной звездой. А Сухов был навеян Пуховым, знаменитым героем "Сокровенного человека".
Распорядок дня у троицы был такой: с утра они садились за сценарий, а вечером шли отдыхать в общую компанию, которая собиралась из отдыхающих. До поздней ночи шло застолье, после чего часть людей шла спать, другая разбредалась по окрестным кустам и клумбам предаваться любви. С утра все начиналось сначала.
Однако спустя некоторое время Кончаловский внезапно утратил всякий интерес к басмаческой теме. Причем произошло это во многом благодаря подаче "сверху". Во время краткого пребывания в Москве Кончаловского вдруг вызвал к себе новый главный редактор Госкино Сурков, который предложил ему снять фильм к 150-летнему юбилею со дня рождения И. Тургенева.
– Какое его произведение вы хотели бы экранизировать?
– в лоб спросил Сурков.
– "Где тонко, там и рвется", - не задумываясь ответил Кончаловский.
– Нет, лучше возьмите "Отцы и дети", либо "Дворянское гнездо", подвел итог разговора Сурков.
Кончаловский был ошарашен таким предложением, поскольку после того как положили на полку его "Асю", в ближайшие несколько лет даже не рассчитывал на благосклонность к себе со стороны киношного начальства. Он и за "Басмачей" взялся именно поэтому. А тут вдруг такое! Короче, Кончаловский тут же вернулся в Коктебель и сообщил об этом своим соавторам. Те тоже подивились такому повороту событий, но уговаривать коллегу остаться не стали. Считали, что и сами справятся. А Ежов даже согласился работать сразу на два фронта - писать про басмачей и "Дворянское гнездо". Кстати, это обстоятельство на какое-то время сохранило тройку вместе. Где-то в начале июля Кончаловский уехал в Москву, чтобы присутствовать на очередном Международном кинофестивале, а Ежов с Ибрагимбековым переместились в Горьковскую область, в деревню Безводное, где им предстояло продолжать работу над сценариями. Как вспоминает Р. Ибрагимбеков, когда они с Ежовым въехали в деревню, чуть ли не все ее жители высыпали на улицу с громкими криками: "Андрон Сергеич приехали!" Любовь селян к Кончаловскому объяснялась просто: год назад тот именно здесь снимал свою "Асю" и чуть ли не полсела вывез в Москву на озвучание, хотя до этого безводненцы столицы в глаза не видели.