Белое станет черным
Шрифт:
– Я похож на свою мать, – сказал Осип. – В особенности формой очков.
Лиля бросила на него быстрый взгляд и снова повернулась к юноше.
– Черт, ужасно неловко, что вы говорите мне «вы», – сказала она. – Знаете что, давайте выпьем на брудершафт и перейдем на «ты»?
Андрей покосился на Осипа и сказал:
– Если только так нужно…
– Нужно, – кивнула Лиля. – Осип, наполни, пожалуйста, нам с Андреем бокалы!
Осип отложил бесполезные уже карты и послушно взялся за бутылку. Наполнив
– Держите, молодой человек. Только будьте осторожнее, это вино сильно ударяет в голову.
– Я умею пить вино, – ответил Андрей, и в голосе его послышался вызов.
– Не сомневаюсь, – усмехнулся Брик. – Надеюсь, это не единственное, что вы умеете? Иначе вам придется очень несладко в жизни.
– Ну, давайте, – сказала Лиля, и они с юношей переплели руки. – За знакомство и дружбу!
– За знакомство и дружбу, – повторил Андрей Арманд.
Они выпили из своих бокалов.
– Ну вот, – кивнула Лиля. – А теперь давайте поцелуемся.
– Если это обязательно…
– По обязанности вы будете целоваться со мной! – заметил на это Осип. – Если я предложу вам выпить брудершафт. А с прекрасной женщиной целуются по зову души. Ну, или по зову плоти.
– Я, собственно… не по обязанности, – смутился Андрей.
– Значит, по зову? И что в вас взывает громче? Душа или плоть?
– Осип, прекрати нести вздор, – осадила мужа Лиля. – А вы, Андрей, повернитесь ко мне. Я уже устала ждать.
Арманд повернулся к Лиле, и она крепко поцеловала его в губы.
– Видите, ничего страшного, – с улыбкой сказала Лиля, отстраняясь и ставя на стол бокал.
– Она права, – поддакнул Осип. – По собственному опыту знаю, что это не опасно. Хотя женские губы полны яду, и яд этот действует не сразу. Вернемся к картам или хотите еще раз подвергнуть свою жизнь опасности?
Андрей был смущен, взволнован, возбужден и сбит с толку. Все эти чувства были ясно нарисованы на его веснушчатом лице. Глядя на это лицо, Осип усмехнулся.
– Ах, юность, ах, святая пора, – сказал он. – Вы похожи на нежный цветок, сорванный с клумбы опытной женской рукой. Рукой, которая собирает букеты и делает из них гербарии.
– А ты похож на человека, которому нужно зашить рот грубой ниткой, – сказала Лиля.
– Пожалуй, я пойду, – промямлил Андрей. Он неловко поднялся со стула, смущенно косясь то на Лилю, то на ее мужа.
– Я вас провожу, – сказала Лиля и тоже поднялась.
– А я, пожалуй, распрощаюсь с вами здесь, – сказал Осип. – Лень тащиться в прихожую. Прощайте, мой юный друг! И почаще к нам приходите. Мне кажется, мы сойдемся. Я вас уже полюбил.
– Вы мне тоже понравились, – сказал в ответ Андрей. – Покойной ночи.
Андрей и Лиля вышли из комнаты.
Осип налил себе немного вина. Взял бокал за тонкую
– Забавный мальчишка, – проговорил он. – Пройдет неделя, и побежит стреляться. Как пить дать.
– Ты сегодня превзошла себя, – лениво сказал Осип, глядя, как жена снимает украшения и складывает их в шкатулку. – И самое удивительное, что ничего для этого не сделала. Но твои движения, твой взгляд, интонация твоего голоса – все это было бесподобно.
– Ты находишь? – отозвалась Лиля, сидя перед зеркалом и стирая с щек пудру специальным французским ароматическим тампоном.
– Некоторые женщины рождаются, чтобы разбивать мужские сердца, – сказал Осип. – Ты из их числа.
– Может быть. Но люблю я только тебя.
– И Володю, – добавил Брик.
– И Володю, – послушно кивнула Лиля. – Хотя в последнее время он абсолютно невыносим.
– Просто он очень большой и занимает в комнате много места.
– Ты говоришь о нем, как о мебели, – сказала Лиля.
Осип пожал плечами.
– А ты так о нем думаешь. Этакий говорящий комод, доверху набитый гениальными вещами, от которого иногда с души воротит.
– Почему воротит? Меня не воротит, – возразила Лиля.
– Воротит, – сказал Осип. – Иногда Маяковского слишком много. Себе ты уже в этом призналась, признайся и мне.
Лиля сняла с запястья серебряный браслет и положила его в шкатулку. Осип подошел к ней сзади и положил ей руки на плечи.
– Я не хочу так говорить о Володе, – сказала Лиля, глядя на отражение мужа в зеркале. – Он меня так любит.
– Он становится совершенно неуправляем, – сказал Брик. – Это хорошо, что ты решила его немного «размягчить». Впереди ЛЕФ. Нас ждет большая работа в Левом фронте искусств.
– Ты хочешь слепить его по своему подобию? – поинтересовалась Лиля, щуря карие глаза.
Осип покачал головой:
– Вовсе нет. Но впереди море льда, и мне нужен крейсер с железным носом, чтобы разбивать этот лед. Я с ним говорил несколько раз на эту тему, но он завел дурацкую привычку отшучиваться.
– Он всегда заглядывал тебе в рот.
– Он мне нужен в ЛЕФе. Без него ЛЕФ слаб. – Осип поднял с пола карту и посмотрел на нее. Это была пиковая дама. – Ну ничего, – сказал Брик. – Надеюсь, изгнание пойдет ему на пользу. Двадцать восьмого февраля к нам придет другой человек. Мы расплетем его на нитки и свяжем из этих ниток новый узор.
– Фу, как грубо ты говоришь, – поморщилась Лиля.
– Говорю, как есть, – отрезал Брик.
Лиля посмотрела на свое отражение, склонила голову.
– Сегодняшняя его записка разворошила воспоминания юности, и мне стало ужасно грустно, – сказала она, обращаясь к своему отражению.