Белое танго
Шрифт:
Эта история взбудоражила весь город. У Вари неожиданно нашлись сильные заступники. Во-первых, крепкая и сплоченная община немцев-католиков, с которыми был крепко связан отец Варвары Казимир Гречук, поляк и тоже католик. Рукастые и дисциплинированные немцы занимали в душанбинском обществе особое место и представляли собой немалую силу уже хотя бы потому, что на них держалась вся электрика, сантехника и столярка в домах высокого местного начальства и самых важных учреждениях — русские мастеровые хоть нередко и талантливы, но ненадежны и пьют без меры, а таджики и вовсе не приспособлены к такой работе. Во-вторых, почти все, знавшие Варю по работе, в том числе и
Но были и серьезные противники. Главврач со своим окружением — как поняла Таня, та попросту воспользовалась ситуацией с Варей, чтобы списать на нее кой-какие собственные грешки. Городской прокурор, с опережением выполнявший все вышестоящие указания об усилении борьбы с негативными явлениями и недавно добившийся весьма сурового приговора в отношении группы великовозрастной шпаны, промышлявшей как раз сбытом наркотиков. В эту группу входил родной племянник прокурора. Были и другие влиятельные люди, незнакомые с Варей и в жизни ее не видевшие, но намеренные заработать на ее деле политический капитал.
Судя по всему, несчастная молодая вдова даже и помыслить не могла, на каких высотах определялась ее участь. Само решение суда, в сочетании с нынешним Вариным трудоустройством, навело Таню на мысль о некоей предварительной договоренности. С одной стороны, формально и протокольно наказать, с другой — помочь по жизни. Ведь Варя оставалась одна с двумя детьми и престарелым отцом на руках, с грошовой зарплатой медсестры и совсем уж смехотворной пенсией по потере кормильца. Вот и отправили попастись в обильных номенклатурных закромах.
Совсем уж размазывать Вареньку соплями по столу Таня не намеревалась.
Специально заточенного зуба на нее не имела. Но могла, конечно, гражданка Варвара Казимировна не поинтересоваться, свободен ли Павел. Если умна, то поняла давно, Павел при любом раскладе дал бы ей это понять. Сам он, конечно, удивляет.
Так лохануться мог кто другой… Списала все на общемужское болванство и объяснила тем, что не мог он не выразить своей признательности той, которая его выхаживала. Как же он все-таки тонко устроен! Совсем как его камешек-талисман.
Таня отложила исписанные и испечатанные листы — да, постарался Пиндюра добросовестно! — и взяла чистый. Расправила на твердой обложке папочки, подержала ручку в правой руке, переложила в левую и корявым, разбегающимся почерком медленно вывела:
"Уважаемые Товарищи Чернов и Чернова!
Как честный советский Медработник и многолетний член Профсоюза не могу молчать когда в образцовую Советскую семью как Ваша хитростью и коварством ползет змея в виде известной в нашем городе особы, Гречук Варвары…"
Вот так. Завтра эта цидулька начнет неспешный путь в Северную Пальмиру и, надо надеяться, доспеет как раз вовремя и попадет в цепкие ручки Лидочки, будущей свекровушки. Если Таня все правильно вычислила, Лидочка примет анонимку очень близко к сердцу, поверит твердо и сразу, но, чтобы убедить и Павла, запросит официального подтверждения. Что ж, запросит — и получит. А Варенька с ее польским гонором не снизойдет ни до объяснений, ни тем паче до оправданий, а выкинет какую-нибудь страстную сцену и убежит, хлопнув дверью гордо и навсегда.
А
— Ай, тюх-тюх-тюх, разгорелся наш утюг, — припевала вполголоса Таня, дописывая письмо. — Все равно он будет мой, никуда не денется…
Теперь пора подумать об уютном семейном гнездышке. Конечно, с таким-то свекром без крыши над головой они не останутся, но принимать что-то от кого-то, не предлагая ничего взамен — увольте! Нет уж, прочное счастье куется только своими руками, а на халяву и счастье бывает исключительно халявное. Это понимать надо… Только вот поиздержалась она этим летом изрядно, со всеми этими хлопотами. Пора бы и в прибыток поработать. Кстати о прибытках — Шеров сказал, что будет ждать ее пятнадцатого. А сегодня семнадцатое. Остается надеяться, что Дядя Кока его предупредил. Но послезавтра прямо с утречка… Доехав .до дальнего конца Отрадного, желтые «жигули» свернули в одну из поперечных улочек, называемых здесь, как на Васильевском острове, линиями. Скоро по левую руку будет кинотеатр, а еще через десяток домов и парк — шеровский особняк, хозяином которого числится Джабраил Кугушев.
— Что остановилась? — спросила, выглянув в окошко Анджела. — Дорогу забыла?
— Не забыла, — ответила Таня. — Ты принюхайся. Гарью не пахнет?
— Есть маленько. И что с того?
— Не знаю… И еще, гляди, на траве копоть, на стенах. Неспокойно как-то.
Давай-ка так сделаем — я сейчас развернусь и другой линией к лесу выеду. А ты выйдешь, дойдешь до ранчо, посмотришь, что там к чему. Встретимся на той стороне за шлагбаумом.
— Зачем?
— Светиться вблизи дома не хочется. А тебя здесь никто не знает.
Только переехав через железную дорогу и оказавшись далеко от домов, Таня позволила себе выйти из машины и немного размять ноги. Отчего ее так взволновала эта гарь? Здесь каждый год один-два дома выгорают дотла. Но только те, в которых никто не живет, пустующие. А на ранчо всегда кто-то есть. Женщина, так та вообще только в магазин выходит раз в несколько дней.
Анджелка не появлялась довольно долго. Таня покурила, послушала в салоне радио, потом достала потрепанный томик Агаты Кристи, прилегла с ним прямо на мягкий сухой мох сразу за обочиной и незаметно задремала.
Подошла Анджела и легонько толкнула ее в бок. Таня проснулась, подняла голову и огляделась, но рядом никого не было. «Странно», — подумала она, поднялась и вышла на дорогу. Сзади со свистом пролетела электричка, поднялся шлагбаум — и через попотно перебежала растрепанная, не похожая на себя Анджела.
— День предчувствий, — пробормотала Таня. Сейчас Анджелка скажет, что от ранчо остались одни головешки.
— Кошмар! — запыхавшись выпалила Анджела. — Подхожу, а от дома одни головешки остались, и труба обгорелая торчит… Я там покрутилась, бабку какую-то встретила, напротив живет. Две недели назад, среди ночи, говорит, как полыхнуло. Соседи все из домов повыскакивали, бросились заливать с ведрами, корытами, да куда там — не подступиться было. Пожарную команду вызвали, те на первый этаж прорвались, два трупа вытащили. Джабу и Женщину. Даже обуглиться не успели, огонь-то верхами пошел. Сначала подумали, что они в дыму задохнулись. А потом увидели, что у обоих горло перерезано. Ну, милицию подняли, а пока те ехали, в углях еще два трупа нашли, совсем горелые. Сверху, со второго этажа, вместе с балками упали. Потом следователь приезжал несколько раз, всех опрашивал про дом про этот, кто в нем бывал, что делал, выяснял, кто могли быть эти двое.