Белоэмигранты между звездой и свастикой. Судьбы белогвардейцев
Шрифт:
Внезапно вещица стала наливаться тяжестью, как будто кто-то незаметно наполнял ее цементом. Дракон становился все тяжелее и тяжелее, пока Соня не смогла держать его ни секундой больше и не выронила на пол. За мгновение до удара произошло кое-что необычайное. Дракон вдруг развернул свое длинное тело, оттолкнулся когтистыми лапами о воздух и вылетел в окно. Сильные перепончатые крылья уносили его вверх так стремительно, что уже через доли секунды дракон превратился в крохотную золотую комету, о которой только что говорили родители.
Соня перевела изумленный взгляд на маму, а затем на папу. Кажется, те нисколько не удивились тому, что только что случилось. Наоборот, они довольно улыбались, как будто все произошло именно так, как они задумывали.
– Пора вставать, доченька! – засмеялись оба и провели теплыми ладонями по щекам Сони.
– О чем вы говорите, мам, пап? Сейчас же вечер!
– Какая я тебе мам-пап! Вставай, дрянь ты эдакая!
От неожиданности Соня дернулась и с грохотом свалилась на пол. Подушка, словно теплый блинчик, хлопнула ее по голове. Потирая затылок, Соня поднялась на ноги.
– Хватить отлеживаться, лентяйка! Чтобы через пять минут была на кухне! – В дверь забарабанили так сильно, что с потолка посыпалась штукатурка.
Все остатки сна упорхнули, как потревоженные бабочки. Соня быстро заморгала глазами, усиленно пытаясь найти в голове сачок, чтобы поймать их, но там осталось только воспоминание чего-то сладкого и чудесного, как после проглоченного кусочка шоколада.
– Да проснешься ты наконец! – Тетка взяла такие высокие ноты, что Соне показалось, что сейчас треснет оконное стекло.
– Я не глухая! – крикнула в ответ девушка. – Сейчас спущусь.
– Поторапливайся, – послышалось недовольное ворчание, а затем тяжелая поступь тетки.
Карина Ивановна направилась к лестнице, а значит, у Сони оставалось пять обещанных минут покоя.
Девушка нащупала ногами растоптанные тапки с заячьими ушами, нахлобучила поверх пижамы домашний халат и поплелась к зеркалу. По дороге она все еще пыталась выудить из памяти обрывки сна. Кажется, ей снились родители.
Она почти вспомнила что-то очень важное, но стоило ей взглянуть в зеркало, как все мысли моментально испарились. Соня увидела свою покрытую красными шрамами шею, и ее дыхание перехватило, как будто она нырнула в ледяную прорубь. Сердце заколотилось как сумасшедшее, и девушке показалось, будто ее сейчас вывернет наизнанку. В отчаянии она подбежала к кровати и принялась тормошить скомканное одеяло. Шарф мышиного цвета оказался запутанным в пододеяльнике. И как он мог соскочить? Соня принялась судорожно повязывать его вокруг шеи. Она успокоилась только тогда, когда каждый миллиметр кожи был прикрыт тканью.
Вся еще тяжело дыша, она попыталась взять себя в руки.
«Нельзя же вечно так реагировать! Это должно когда-нибудь закончиться», – мысленно успокаивала она себя. Однако пока приступы продолжались, мог помочь только шарф и данная себе установка: ни о чем не думать.
Девушка досчитала до десяти, и дыхание ее наконец пришло в норму. Теперь она могла спокойно взглянуть в зеркало.
Оттуда на нее смотрела стройная девушка с впалыми щеками и дерзким взглядом. Узкое овальное лицо обрамляли волосы пшеничного цвета, подстриженные под косое каре. Самые короткие пряди начинались у затылка, а самые длинные стрелой спускались на плечи. Густая челка доходили до широко распахнутых глаз, такого же, как у ее мамы, цвета. Иногда, когда в комнате было светло, их цвет напоминал блеск янтаря, выставленного на солнце. Когда же темнело, они походили на жидкий майский мед. У Сони был прямой маленький нос, острые скулы и пухлые губы. Верхняя губа была чуть-чуть приподнята, открывая крохотную щербинку между передними зубами, точь-в-точь такую же, как у ее папы.
Соня недовольно осмотрела свои худые руки и плечи, выпиравшие из-под поблеклой пижамы. Ситуацию не спасала ни длинная шея, ни прямая осанка. Выглядела она, как породистый кот, долгое время живущий на улице.
К завтраку лучше переодеться во что-нибудь получше. Соня обвела взглядом комнату в поисках пары джинсов, но от этого настроение еще больше испортилось.
Девушка сомневалась, что помещение, в котором она просуществовала почти год, предназначалось для жилья. Здесь куда удобнее было бы хранить банки с вареньем или швабры с садовыми ножницами, но никак не держать подростка. В четырех мрачных стенах с трудом помещалась узкая кровать, письменный стол и тумба для вещей. Единственное узкое окно выходило на крышу, и все, что из него можно было увидеть – это длинный ряд красной черепицы и ветки старого каштана.
– Ну что ты там копаешься? – Голос тетки был таким громким, что почти без помех проник через перекрытие второго этажа и разорвался возле уха Сони.
И зачем Карина Ивановна каждое утро стучит в ее дверь? Ведь достаточно просто крикнуть из любой части дома.
Соня быстро натянула на себя потертые джинсы и растянутую футболку. Вещи из секонд-хэнда были на два размера больше, чем нужно. Из-за этого и без того худые руки казались двумя тонкими палочками, а ноги утопали в бесформенных штанинах, словно в огромном мешке.
Расчесывать волосы не было времени. Лимит терпения тетки стремительно приближался к нулю и грозил оставить Соню без завтрака.
Девушка быстро проскочила темный коридор, в котором размещались двери в комнаты тетки и ее кузины Марты, и оказалась на винтовой лестнице. Каждый сантиметр стены по дороге был увешен черно-белыми фотографиями с изображением одной и той же женщины с томными глазами и тонкими губами. Она была снята в разных позах, в разных местах и часто с разными мужчинами под ручку, но на всех снимках у нее было одно и то же надменное выражение лица.
В коридоре первого этажа Соню снова встретили фотографии. На этот раз женщина была наряжена в нелепый фартук горничной и держала в руках маленький веничек. Похожий снимок был и в гостиной.
– Как в музее свихнувшегося коллекционера, – буркнула себе под нос Соня, стараясь не смотреть на эти опостылевшие фотографии.
Оказавшись на кухне, свободной от вездесущих снимков, можно было немного расслабиться. Но не тут-то было! Изменения, произошедшие здесь за последние восемь часов, повергли Соню в шок. Идеальнейшая чистота царила повсюду. Столы и столики блестели, как глади горных озер. Холодильник был очищен от десятков стикеров с новыми диетами и временем походов к парикмахеру и косметологу. Не было даже привычных килограммовых мешков мюсли в углу комнаты. Теперь это место превратилось в нормальную человеческую кухню. В стоящей на столе тарелке горкой лежали и дымились толстые оладьи. Рядом в блюдцах манили к себе три вида варенья, одно из которых, Соня была почти уверена, – ее любимое, малиновое. В воздухе витал запах свежезаваренного кофе и горячих плюшек с творогом. Соня почувствовала, как у нее начал просыпаться зверский аппетит.
На стуле возле окна восседала ее кузина Марта и рассматривала свое отражение в ручном зеркальце. Она очень походила на ту женщину с фотографий, но была гораздо моложе ее. Даже сейчас, прожив с кузиной полгода, Соня не могла избавиться от восхищения при виде этой красавицы. Казалось, лицо Марты вылепил древнеримский скульптор, вложив в эту работу всю свою душу. Точеное лицо было абсолютно пропорциональным, идеальной овальной формы. Белоснежная кожа походила на кожу моделей, рекламирующих тональный крем в журналах. А миленький носик, слегка заостренный на конце, заставил бы позеленеть от злости всех любительниц пластических операций. Но даже он не мог соперничать с большими фиалковыми глазами, которые манили к себе, как два бездонных колодца посреди пустыни. Единственным, что слегка омрачало лицо, были чрезмерно тонкие губы, как и у ее матери. Но это ничуть не мешало Марте использовать свои чары на всех, кого нужно было очаровывать. Очевидно, Соня в их число не входила, потому что при виде ее белоснежный носик кузины сморщился, словно от запаха тухлой рыбы.