Белоснежка должна умереть

Нойхаус Heлe

— А помните, как моя сестра сперла у отца связку ключей от аэродрома? — крикнул Йорг, вытирая слезы смеха. — И как мы устроили гонки в старом ангаре? Оторвались по полной!

* * *

Амели сидела за своим письменным столом и блуждала по бескрайним просторам Интернета, когда в дверь позвонили. Она захлопнула ноутбук и вскочила на ноги. Блин!.. Без четверти одиннадцать! Они что, забыли ключи, что ли? В одних носках она понеслась вниз по лестнице, боясь, что родители позвонят еще раз и разбудят малышей, которых она с таким трудом час назад уложила спать. В прихожей она бросила взгляд на маленький черно-белый

монитор, связанный с двумя видеокамерами, справа и слева от входной двери, и увидела неясные очертания мужчины со светлыми волосами. Открыв дверь, она изумилась, увидев перед собой Тиса. С тех пор как они были знакомы, он ни разу даже не подошел к ее двери, не говоря уже о том, чтобы позвонить. Ее удивление переросло в тревогу, когда она заметила, в каком он состоянии. Таким возбужденным она его еще ни разу не видела. Его руки порхали, как испуганные птицы, глаза горели, и весь он странно подергивался.

— Что такое? — спросила Амели тихо. — Что-нибудь случилось?

Вместо ответа Тис протянул ей какой-то рулон, аккуратно перевязанный широкой лентой. Ноги Амели, стоявшей в одних носках на каменном крыльце, грозили превратиться в ледяшки, но тревога за друга заглушила в ней все остальные чувства.

— Ты не хочешь войти?

Тис, который опасливо озирался вокруг, словно боясь преследования, решительно покачал головой.

— Эти картины никто не должен видеть! — произнес он вдруг своим характерным, монотонным хрипловатым голосом. — Спрячь их!

— Конечно, Тис! — ответила она. — Не беспокойся, сделаю!

Свет фар приближающейся машины пробился сквозь туман и на несколько секунд осветил Амели, когда машина повернула к воротам Лаутербахов. Их гараж находился всего в пяти-шести метрах от крыльца, на котором она стояла. Тиса — как не бывало. Он словно сквозь землю провалился. Даниэла Лаутербах заглушила двигатель и вылезла из машины.

— Привет, Амели! — крикнула она дружелюбно.

— Здравствуйте, фрау доктор Лаутербах! — откликнулась Амели.

— Чего ты стоишь на крыльце? У тебя что, дверь захлопнулась?

— Я только что пришла с работы, — быстро ответила Амели, сама не понимая, зачем соврала соседке.

— Ну, привет родителям. Спокойной ночи!

Даниэла Лаутербах махнула ей рукой, открыла с помощью дистанционного управления электрические ворота двойного гаража и вошла внутрь. Ворота снова опустились.

— Тис!.. Ты где? — громким шепотом позвала Амели и испуганно вздрогнула, когда тот вдруг вышел из-за дерева, стоявшего в кадке рядом с дверью.

— Чего ты прячешься? — прошептала она.

Она хотела сказать еще что-то, но умолкла, увидев лицо Тиса. В его глазах застыл ужас. Чего он так испугался? Она протянула руку и взяла его за локоть, чтобы хоть как-то успокоить. Он резко отстранился.

— Береги эти картины! — Его слова звучали отрывисто, глаза лихорадочно блестели. — Никому не показывай их! И сама не смотри! Обещаешь?

— Да-да, обещаю. Но скажи мне…

Она не успела договорить: Тис уже скрылся в темноте. Амели покачала ему вслед головой. Она при всем желании никак не могла объяснить странное поведение своего друга. Но она уже привыкла принимать Тиса таким, какой он есть.

* * *

Козима лежала на диване в гостиной и крепко спала. Свернувшаяся калачиком у ее ног собака даже не подняла голову, а лишь лениво шевельнула кончиком хвоста, когда Боденштайн вошел

в комнату и остановился, созерцая эту идиллию. Козима тихо похрапывала, очки соскользнули ей на нос, книга, которую она читала, лежала на груди. Еще несколько дней назад он подошел бы и тихонько разбудил ее поцелуем, осторожно, чтобы не испугать. Но сейчас ему не позволял это сделать незримая стена, внезапно выросшая между ними. Чувство нежности, которое обычно возникало у него при виде жены, на этот раз, к его удивлению, не появилось. Нужно было срочно выяснять отношения, пока недоверие не отравило их брак окончательно. В сущности, он должен был бы сейчас схватить ее за плечи, встряхнуть как следует и спросить, почему она лгала ему, но трусливая жажда гармонии и страх перед истиной, которую он бы не перенес, удержали его от этого. Он отвернулся и пошел в кухню. Собака в надежде, что и ей перепадет что-нибудь съедобное, спрыгнула с дивана и разбудила Козиму. Та появилась в кухне с заспанным лицом, когда он доставал себе из холодильника йогурт.

— Привет, — сказал он.

— Я, кажется, заснула…

Боденштайн ел свой йогурт и украдкой наблюдал за ней. Он вдруг увидел на ее лице морщины, которых раньше никогда не замечал, уже дрябловатую кожу на шее и мешки под усталыми глазами. Она выглядела на все сорок пять. Похоже, вместе с доверием к ней он утратил и свою готовность видеть в ней только положительные качества и черты.

— А чего ты сегодня звонил мне на рабочий телефон, а не на мобильник? — спросила она невзначай, отыскивая что-то в холодильнике.

— Не помню, — соврал он, сосредоточенно соскабливая со стенок пластмассовой коробочки остатки йогурта. — Наверное, по ошибке нажал не на ту кнопку, а набирать заново было лень. Да я просто так звонил, ничего конкретного.

— А я была в Майн-Таунусе, в торговом центре, надо было кое-что купить… — Козима закрыла холодильник и зевнула. — Кира согласилась понянчиться с Софихен. Без нее все-таки проще, а главное, быстрее.

— Ну да, конечно… — Боденштайн подставил собаке пустую коробочку от йогурта.

Несколько секунд он думал, не спросить ли ее, что именно она купила, потому что теперь не верил ни единому ее слову. И вдруг до него дошло, что теперь он уже никогда ни о чем ее не спросит.

* * *

Амели спрятала рулон в своем платяном шкафу и снова села за компьютер, но ей уже было не до Интернета. Картины словно звали ее из шкафа: «Посмотри на нас! Ну давай! Достань нас!»

Она развернулась на вращающемся кресле и уставилась на шкаф, пытаясь заглушить угрызения совести. Внизу хлопнули дверцы машины, щелкнул замок входной двери.

— Мы вернулись! — крикнул отец.

Амели спустилась на минутку вниз, чтобы поприветствовать людей, у которых жила. Хотя Барбара и эти маленькие пиявки приняли ее как свою, у нее не поворачивался язык даже про себя, тем более вслух, назвать их своей семьей. Потом она вернулась в свою комнату, легла на кровать и задумалась. За стеной громко спустили воду в унитазе. Что же там такое на этих картинах? Тис обычно рисует всякую абстрактную муру, если не считать этого улетного портрета, который он позавчера написал с нее. Но с чего это ему вдруг понадобилось прятать свои картины? Похоже, на них изображено что-то очень важное для него, потому что он даже сам к ней пришел, чего раньше никогда не делал, и попросил никому картины не показывать. Странно!