Белоснежка должна умереть
Шрифт:
— Когда Лоренц и Рози были маленькими, я, несмотря на это, могла работать. Потому что ты тоже иногда брал на себя ответственность за то, что происходит в семье… — возразила Козима. — Но я пришла сюда не для того, чтобы дискутировать с тобой. Что случилось, то случилось. Я совершила большую ошибку, но не собираюсь посыпать голову пеплом и падать перед тобой на колени, чтобы ты меня простил…
— Зачем же ты пришла?
Его мобильный телефон звонил и вибрировал, но он не обращал на него внимания.
— После Рождества я на месяц уезжаю. Буду сопровождать
Боденштайн молча уставился на жену с таким выражением, как будто она только что дала ему пощечину. Значит, Козима пришла не для того, чтобы просить у него прощения, нет, она уже давно приняла решение относительно своего будущего, в котором ему, очевидно, отводится роль бебиситтера, не более того.
— Я надеюсь, ты шутишь?.. — почти шепотом произнес он.
— Нисколько. Договор я подписала уже давно. Я знала, что тебе это не понравится. — Она пожала плечами. — Мне жаль, что все так получилось, честное слово. Но я в последние месяцы много думала. Я до конца жизни не прощу себе, если не сделаю этот фильм…
Она продолжала говорить, но смысл ее слов уже не доходил до его сознания. Самое главное он понял: она внутренне уже покинула его, сбросила с себя груз их совместной жизни. В сущности, он никогда не был уверен в ней. Все эти годы он думал, что абсолютное несходство их характеров и придает их отношениям особую прелесть, что в нем-то и заключается вся соль, и только теперь понял, что они просто не подходят друг другу. Его сердце болезненно сжалось.
И сейчас она сделала то же, что и всегда: она приняла решение, с которым ему надлежало смириться. Это она задавала направление их жизни. Это на ее деньги они купили участок и построили дом в Келькхайме. Ему такие проекты были не по карману. Мысль об этом причиняла боль, но в это мрачное ноябрьское утро он в первый раз увидел в Козиме не красивую, уверенную в себе привлекательную спутницу жизни, а просто женщину, которая шла к своим целям, не считаясь ни с кем и ни с чем. Каким слепцом и глупцом он был все это время!
Кровь шумела у него в ушах. Козима замолчала и спокойно смотрела на него, словно ожидала ответа. Он заморгал, пытаясь разогнать туман перед глазами, в котором расплывались ее лицо, машина, стоянка… Она уйдет, уйдет с другим мужчиной. Она начнет другую жизнь, в которой ему нет места. В нем вдруг вспыхнули ревность и неукротимая злость. Он шагнул к ней, схватил ее за руку. Она испуганно отшатнулась, но он сжал ее запястье, как в тисках. Ее холодная невозмутимость мгновенно исчезла, она в ужасе распахнула глаза и открыла рот, чтобы закричать.
В половине седьмого Пия приняла решение войти в квартиру Нади фон Бредо без Боденштайна. Тот не отвечал ни на звонки, ни на эсэмэс. Когда она хотела нажать на кнопку звонка, дверь открылась и из дома вышел мужчина. Пия и двое коллег в штатском, следившие за домом, прошли мимо него внутрь.
— Стоп! — Мужчина лет пятидесяти пяти с сединой на висках преградил им дорогу. — Здесь не
— Не ваше дело, — грубо ответила Пия.
— Еще как мое! — Мужчина встал перед лифтом и, скрестив руки на груди, вызывающе посмотрел на них. — Я председатель совета владельцев квартир этого дома. Вход сюда разрешен только жильцам и их гостям.
— Мы из полиции.
— Что вы говорите! А удостоверение у вас имеется?
Пия уже закипала от злости. Она достала свое удостоверение и, сунув его под нос председателю, молча пошла в сторону лестницы.
— Ты останешься здесь, — сказала она одному из коллег, а мы поднимемся наверх.
Не успели они нажать на кнопку звонка, как дверь пентхауса открылась и на пороге показалась Надя фон Бредо. На ее лице промелькнуло выражение испуга.
— Я же вам сказала, чтобы вы ждали внизу! — не очень-то приветливо произнесла она. — Но раз уж вы здесь, то можете взять чемоданы.
— Вы уезжаете? — Пия поняла, что Надя фон Бредо не узнала ее и приняла за таксистку. — Вы ведь только что вернулись домой…
— Какое вам до этого дело? — раздраженно ответила та.
— Боюсь, что мне есть до этого дело. — Пия показала ей свое удостоверение. — Пия Кирххоф, уголовная полиция Хофхайм.
Надя фон Бредо смерила ее мрачным взглядом и выпятила нижнюю губу. На ней были темно-коричневая куртка «Велленштейн» с меховым воротником, джинсы и сапоги. Волосы она стянула на затылке в тугой узел. Даже обильный макияж не мог скрыть тени под ее покрасневшими глазами.
— Вы пришли не вовремя. Мне нужно срочно в аэропорт.
— Значит, вам придется отложить ваш полет. У меня к вам несколько вопросов.
— У меня нет времени на разговоры. — Она нажала на кнопку вызова лифта.
— Где вы были? — спросила Пия.
— Уезжала на пару дней.
— Понятно. А где Тобиас Сарториус?
Надя фон Бредо изумленно уставилась на Пию своими зелеными глазами.
— А я-то откуда знаю?
Ее удивление казалось естественным, но она не случайно была одной из самых высокооплачиваемых актрис Германии.
— Вы уехали с ним после похорон Лауры Вагнер в неизвестном направлении, вместо того чтобы привезти его к нам для дачи показаний.
— Кто это вам сказал?
— Отец Тобиаса. Итак?
Подъехал лифт, дверь открылась.
Надя фон Бредо повернулась к Пии и насмешливо улыбнулась.
— Ну мало ли что там мог выдумать старик! — Она обратилась к коллеге Пии: — Моя полиция — мой друг и помощник… [30] Вы не поможете мне внести мой багаж в лифт?
Когда тот и в самом деле собрался исполнить ее просьбу, у Пии лопнуло терпение.
30
Девиз «Полиция — твой друг и помощник» был сформулирован в 1926 году прусским министром внутренних дел Альбертом Гржезински (1879–1947) в предисловии к книге о выставке, посвященной берлинской полиции.