Белоснежка и семь клонов
Шрифт:
– И кто же открыл тебе глаза? Не сам же он…
– Такая умора получилась! Хотя, это сейчас мне смешно, когда все позади… Феликс мне в промежутках «обхаживаний» пытался что-то объяснять, но он мне говорил по-немецки, а я ему отвечала по-английски. Естественно, отвечала так, как понимала вопросы. Только потом мне стало понятно, насколько комично выглядел этот диалог, если его перевести на один язык. Он мне повторял слово «арбайт» – работа – и мне показалось, что он интересуется, чем я занимаюсь, где работаю. Из моего рассказа он понял только «хоспитал» и «доктор», и до него, наконец, дошло, что он имеет дело не с дояркой или продавщицей, а с врачом. Интеллектуальные и образованные дамы для таких целей, как известно, не
– Помню, наш преподаватель атеизма в институте как-то между прочим бросил нашим вертихвосткам, что вы, мол, девушки, считаете себя самыми изысканными невестами Союза, а на Востоке, к примеру, за вас заплатили бы калым меньше, чем за безграмотную девчонку. Ценности у них совсем другие – для восточного мужчины больший интерес представляет малообразованная простушка из глухой деревни, чем дипломированная столичная фифа.
– Короче, когда на него сошло просветление, он пригласил на чашечку кофе своего знакомого русского немца, и вот вчера вечером в теплой дружеской беседе каждый выяснил для себя интересующие его моменты. Феликс в компенсацию за потраченное на меня впустую время решил отыграться на всю катушку. Он перестал изображать из себя благородного рыцаря и превратился в самого себя. Наклюкавшись до кондиции, он предложил Николаю – так зовут его знакомого – трахнуть меня напоследок «на пару». «Чтобы не выделывалась сильно эта докторша» – так перевел Николай его слова и предложил потихоньку вывести меня, когда Феликс отвлечется. Он вызвал по мобильному телефону такси, и я в два часа ночи оказалась на вокзале. Поезда ночью почти не ходят, так что добралась к тебе только к утру. Вот такие приключения.
– Видишь, как у нас тут весело, а многие жалуются, что скучно живется… – засмеялась Алина, доливая себе кофе в чашку.
– Ну да, свинья всегда грязь найдет, так и я вечно куда-то вляпываюсь. Даже письмо передать не могу по-человечески, потому что адресат…
– … выбыл на тот свет. Кстати, мы с тобой заболтались и забыли о делах. Мы ведь собирались с письмом подъехать к жене Коновалова.
– Как-то неудобно сейчас. Ей, наверное, не до того. Письмо провалялось у меня три недели, думаю, если мы отдадим его еще через несколько дней, ничего страшного не случится.
– А если там все-таки что-то важное для следствия? А кто тебя попросил его передать? Может у этого человека спросить?
– Письмо это привез накануне отъезда мой однокурсник Леша Колесников. Но письмо не от него, он даже не знал, кто адресат. Сказал, что был в Центре медицинской генетики у своей очередной невесты и в разговоре обмолвился, что его однокурсница завтра улетает в Дюссельдорф. Заведующий лабораторией – кажется какой-то именитый профессор – просто попросил передать письмо своему знакомому, который там живет. И все. Леша отдал мне конверт, я его бросила в сумку и забыла – голова дырявая! – пока не услышала сегодня фамилию Коновалов.
– Не ругай себя – вовремя ты отдала бы письмо или нет, думаю, человека ты этим бы не спасла от… от предначертанного судьбой.
– Предначертанного судьбой! Предначертанного судьбой! – передразнила Вика подругу. – С каких пор ты стала верить в предначертания свыше? Может, и астропрогнозы читаешь?
– Читать-то я все читаю. Ты же знаешь – без чтива я и дня не проживу, но другое дело, как к этому относиться – всю жизнь строить по «предначертаниям» просто глупо, но если это может подарить неуверенному в себе человеку возможность принять решение, пусть оно сто раз неверное на взгляд других, то и из гороскопа можно извлечь определенную пользу. Ты знаешь, был у меня один червячок в голове, с которым я жила многие годы. У меня не было детей, и я не хотела, чтобы они были. Мне было комфортно так, как есть. Но потом настал момент, когда мне ужасно захотелось иметь свое родное существо, у меня сжималось
– Но и чудеса иногда случаются! Ура! Я когда узнала, что у тебя такой маленький ребенок, прямо обалдела. Ведь у наших одноклассников уже дети взрослые, а Машка Степанова – помнишь, тихая такая троечница, так уже и вовсе бабушка! А моему Сашке уже восемнадцать…
– Н-да! А я его помню таким, как мой Михаэль сейчас…
– Все правильно ты сделала. Женщины, у которых маленький ребенок в зрелом возрасте, дольше не стареют. И вообще это выглядит очень… как бы сказать – респектабельно, что ли…
– Респектабельно? При чем здесь респектабельность?
– Потому что это достойно уважения. Женщина добилась уже многого в жизни и завела ребенка совершенно сознательно, а не потому что просто по молодости или неопытности залетела. Как это было у нас в свое время. Знаешь, если бы я сейчас нашла стоящего мужика, то тоже родила бы…
– Ты серьезно? У тебя же Сашка уже взрослый… Хотя я тебя понимаю. Значит, будем искать достойного кандидата. Кто там у нас следующий в списке?
– Пожалуй, передохну до завтра. Надоело прыгать туда – сюда. Не девочка ведь уже.
– Но, раз «уж замуж невтерпеж», то надо трудиться.
– Ты знаешь, что я сейчас загадала? Если мы найдем пропавшую малышку и убийцу этого Дмитрия, то все получится, как я наметила! Найду супер-мужа, рожу ребенка, будем жить счастливо – как ты с Маркусом. Ну как тебе мои мысли вслух?
– Мысли хорошие, только делать надо что-то. Мне самой любопытно заняться этим дельцем, но как на это посмотрят полицейские? Они не очень жалуют посторонних в своих делах. Особенно журналистов. Правда, с некоторыми у меня сложились вполне дружеские отношения… Ну что ж, была – не была! Попробуем! В конце концов, от этого зависит твое семейной счастье, – хитро подмигнула Алина и решительно отодвинув стул, направилась внутрь дома за телефонной трубкой.
Глава 7
Человеку свойственно ближе к старости становиться сентиментальным. Трагедии молодости сплющиваются до размеров кухонной перебранки в коммунальной квартире, а позитивные моменты раздуваются и превращаются из пестрых воздушных шариков в огромные яркие дирижабли.
Из памяти Ирины Нойфельд с годами начали стираться воспоминания о полуголодной жизни ее, двадцатилетней девчонки, которой внезапно на плечи свалилось все, что только можно было придумать – развод с мужем, переезд с маленьким ребенком из Джамбула в Томск, работа и учеба в университете, бессонные ночи возле больного сына, стояние в бесконечных очередях за колбасой или маслом… И еще, и еще, без всякого конца и надежды на просветление.
Ирина иногда задумывалась в те годы, почему одного совсем маленького и слабого человека судьба так долго испытывает на долготерпимость? Ведь бывает же, что с самого детства у кого-то все сладко и гладко, и потом дальше жизнь течет так, что только радуйся. А у нее что хорошего? – какие-то смутные детские воспоминания о том, когда мама была жива и здорова, и жизнь казалось сказочно прекрасной. А потом – бац! – и все куда-то пропало. Исчезло раз и навсегда. И что же – больше никогда-никогда не вернется?