Белые флаги
Шрифт:
– Это я - антрацит?
– остолбенел Шошиа.
– Ты, ты, неуч и болван, не прочитавший за всю жизнь и двух книг!
– Почему же ты, знающий наизусть Чернышевского, почему ты сидишь здесь, рядом со мной? Ты, злостный неплательщик алиментов!
– пристыдил Шошиа оппонента.
– Я доказываю, - продолжал Чейшвили, - что люди в конце концов истребят друг друга, тем более что этому процессу уже положено начало Тиграном Гулояном и Зазой Накашидзе!
– И он театральным жестом указал на нас.
– Заткнись, Чейшвили! Знаешь ведь:
– оборвал Тигран разглагольствования Чейшвили.
– Я ничего такого не сказал. Я считаю, что или люди сами истребят друг друга, или же бог истребит нас всех. Разве это не так, уважаемый Исидор?
– Нет, не так. Бог не может истребить человечество!
– возразил Исидор.
– Почему?
– Потому что бога открыл человек, и с тех пор бог стал богом, с тех пор он существует в сознании Человечества. Не станет человечества - не станет и бога. Бог не пойдет на самоуничтожение!
– Да, но ведь однажды бог уже истребил человечество?
– Когда?
– Во время всемирного потопа!
– Всемирный потоп был блефом!
– Как же так?
– Очень просто. Если б бог действительно желал истребления человечества, он уничтожил бы и Ноя. Однако Ной остался жив, в лице Ноя бог сохранил свое собственное существование!
– Я не могу согласиться с вами, уважаемый Исидор! Ведь существовал же бог до возникновения человека?!
– А кто знал об этом? Об этом знал лишь сам бог, и никто больше. А поскольку единица, умноженная или деленная на единицу, есть та же единица, то бога эта арифметика не устраивала. Потребовалось еще и сложение. Понимаете? Для того, чтобы стать богом, стать вечным, богу понадобились люди. Нет людей - нет бога!
– Уважаемый Исидор прав!
– воскликнул Тигран.
– Когда я умру, для меня не будет ни бога, ни прокурора, ни судьи. Хоть складывай, хоть вычитай, - после меня останется нуль. Так ведь, Шошиа?
– Ничего подобного! Ты умрешь, но подобных тебе дураков у бога останется еще три миллиарда. А к двухтысячному году их станет восемь миллиардов!
– Таких, как я?
– удивился Тигран.
– И похуже тебя.
– Восемь миллиардов?
– Ну, не восемь, так половина!
– Полмиллиарда?
– Нет, половина тех восьми, четыре миллиарда.
– Ва-а, четыре миллиарда! С ума можно сойти!
– Вот я и говорю: когда весь мир превратится в тигранов, богу станет стыдно за содеянное им, и он уничтожит человечество!
– резюмировал Чейшвили.
– Чейшвили, тебе в карантине делали укол?
– вдруг спросил Девдариани.
– Какой укол?
– Обыкновенный укол. В карантине.
– При чем тут укол?
– При том... Скажи, делали?
– повторил Девдариани таинственным шепотом.
– Делали. А что?!
– Большой или маленький?
– Большой!
– Да-а-а...
– В чем дело?
– забеспокоился Чейтвили.
– А тебе не сказали, какой это укол?
– Сказали,
– Ха-ха-ха!
– иронически рассмеялся Девдариани.
– В чем дело, Девдариани? Что вы в этом видите плохого? разнервничался Чейшвили.
– Значит, три укола?
– Нет, два укола и одну прививку!
– уточнил Чейшвили.
– Ай-яй-яй!
– всплеснул руками Девдариани.
– Да скажите, в конце концов, в чем дело?
Девдариани молчал и с сожалением качал головой. Потом он взглянул на Чейшвили такими глазами, что мне действительно стало страшно и в сердце вкралось предчувствие чего-то трагического, ибо укол, о котором говорил Девдариани, делали и мне, впрочем, и всем остальным.
– Девдариани, говори, в чем дело, или убей меня!
– взмолился Чейшвили.
– Скажи, Чейшвили, как давно тебе не снилась женщина?
Чейшвили сперва улыбнулся, потом громко рассмеялся, но вдруг внезапно побледнел, как полотно:
– Девдариани, неужели?!
Девдариани утвердительно кивнул, всем своим видом выражая искреннее сочувствие.
– Неправда! Ложь! Не поверю!
– взвыл Чейшвили, оглядывая нас испуганными глазами.
– Как же это? А?!
– Ладно уж, не убивайся!
– утешил его Лимон.
– Пройдет лет десять и...
– Как десять?!
– Так. Каждый укол рассчитан на пять лет... Собственно, упрекать администрацию тюрьмы в данном случае нельзя. Мы, брат, мужчины... И знаем, как трудно мужчина переносит отсутствие женщины... Правилами тюремного распорядка... это самое... обслуживание мужчины женщинами не предусмотрено... Вот и получается, что в интересах нашей нервной системы эти уколы просто необходимы...
– К черту нервы!
– завопил Чейшвили.
– Кому нужны нервы! Десять лет прожить жалким скопцом, евнухом, кастратом?! Да на черта мне потом жизнь?! Какое они имели право?! Что я, Распутин какой-нибудь?! Или Чезаре Борджиа?! Вот еще! Усмиряющие уколы! Произвол! Десять лет! Да через десять лет я сам себе сделаю этот укол! Мне жизнь нужна сейчас! Я сейчас собираюсь создать семью! Что это такое?! На что это похоже?! Почему судьба моего потомства должна зависеть от воли какого-то болвана, начальника тюрьмы?! Кому мой темперамент причинил беспокойство?! Я вас спрашиваю, люди! Чего вы молчите?! Вам разве не делали этих уколов?! Ты!
– набросился Чейшвили на Шошиа.
– Чего ты улыбаешься, дурак! Тебе ведь тоже сделали укол?
– А мне наплевать! У меня двое детей... А женщины... При моей-то статье не то что бабы, сам ангел мне не мил, а ну их!
– А вы, уважаемый Исидор?
– кинулся Чейшвили к Исидору. Тот лишь улыбнулся снисходительно и выразительно провел рукой по седой голове. Чейшвили смутился, но тут же повернулся ко мне.
– А ты?!
– Мне делали один маленький укол!
– Маленький?
– Да.
– А что значит маленький, Девдариани?!
– Маленький укол на один год!
– невозмутимо объяснил Лимон.