Белые и синие
Шрифт:
Шарлю очень хотелось спросить об этом человеке своего соседа Монне, но он не решился, опасаясь, что его вопрос услышит Евлогий и ответит на него.
На миг воцарилась тишина, во время которой, казалось, гостей Евлогия охватило гнетущее чувство; все ждали кофе, но даже появление на десерт этого бодрящего напитка не смогло развеять тягостного настроения, воцарившегося в комнате после столь простого приказа Евлогия.
Десять минут прошли при всеобщем молчании.
По истечении десяти минут послышались три характерных размеренных удара.
Гости вздрогнули — Эдельман застегнул свой распахнувшийся на мгновение фрак, Юнг закашлялся, а Монне стал таким же бледным, как воротник его рубашки.
— Это он! — сказал Евлогий, нахмурив брови, и встревоженному Шарлю показалось, что голос его изменился.
Дверь отворилась, и старуха объявила:
— Гражданин Никола!
Она посторонилась, пропуская объявленного гостя и стараясь, чтобы он никоим образом ее не коснулся.
В комнату вошел худой, бледный серьезный человек невысокого роста.
Он был одет как все, и в то же время, непонятно почему, в его костюме, манерах и во всем его облике чувствовалось что-то странное, заставлявшее насторожиться.
Эдельман, Юнг и Монне отодвинули свои стулья, и только Евлогий подвинул свой стул навстречу вошедшему.
Коротышка сделал два шага в глубь комнаты, поздоровался с Евлогием, не обращая внимания на остальных, и остался стоять, устремив на него свой взгляд.
— Завтра, в девять, — сказал ему Евлогий, — мы уезжаем.
— В какие края?
— В Плобсем.
— Мы там задержимся?
— На два дня.
— Сколько помощников?
— Двое; твоя машина в порядке?
Коротышка улыбнулся и пожал плечами, как бы говоря: «Что за вопрос!» Затем спросил:
— Ждать ли мне у Кельских ворот или зайти за тобой сюда?
— Зайдешь за мной сюда. Ровно в девять я буду тебя ждать.
Коротышка сделал шаг к двери.
— Постой, — сказал Шнейдер, — ты уйдешь только после того, как выпьешь с нами за Республику.
Коротышка поклонился в знак согласия.
Шнейдер снова позвонил, и тут же появилась старуха.
— Принеси бокал гражданину Никола, — велел он. Шнейдер взял первую попавшуюся бутылку и слегка, чтобы не взболтать жидкость, наклонил ее над бокалом — несколько капель красного вина упали на дно.
— Я не пью красного вина, — сказал коротышка.
— В самом деле! — вскричал Шнейдер. Затем он спросил со смехом:
— Так ты, как всегда, нервничаешь, гражданин Никола?
— Как всегда.
Шнейдер взял другую бутылку; это было шампанское.
— Ну-ка, — промолвил он, показывая на бутылку, — гильотинируй эту гражданку.
Он расхохотался.
Эдельман, Юнг и Монне попытались последовать его примеру, но у них ничего не вышло.
Коротышка даже не улыбнулся. Он взял бутылку, вытащил из-за пояса прямой, широкий и ровный нож, провел им несколько раз по стеклу ниже края ее отверстия и одним махом того же ножа отсек горлышко с пробкой, привинченной к нему проволокой.
Шипучая пена вырвалась из бутылки, подобно крови, брызжущей из отрубленной шеи, но Шнейдер держал бокал наготове, и ни одной капли не пролилось.
Коротышка разлил шампанское всем гостям, но лишь пять бокалов из шести оказались заполненными.
Бокал Шарля остался пуст, и мальчик благоразумно не стал просить вина.
Эдельман, Юнг, Шнейдер и Монне чокнулись с коротышкой.
То ли удар был слишком сильным, то ли это было предзнаменование, так или иначе — бокал Шнейдера разбился вдребезги.
Все пятеро воскликнули:
— Да здравствует Республика!
Но лишь четверо смогли выпить за ее здоровье: в разбитом бокале Шнейдера ничего не осталось.
На дне бутылки было еще немного вина; Шнейдер схватил ее лихорадочным движением и быстро поднес горлышко ко рту, но еще быстрее он отдернул бутылку — ее острые края рассекли ему губы.
Из окровавленного рта Шнейдера вырвалось богохульство, и он разбил бутылку об пол.
— Значит, завтра в назначенный час? — невозмутимо спросил метр Никола.
— Да, и убирайся к черту! — вскричал Шнейдер, поднося платок ко рту. Метр Никола поклонился и вышел.
Шнейдер, бледный как полотно, едва не теряя сознание при виде крови, не перестававшей течь, упал на стул.
Эдельман с Юнгом подошли к нему, чтобы оказать помощь. Шарль дернул Монне за полу фрака.
— Кто такой метр Никола? — спросил он, все еще дрожа от волнения после странной сцены, разыгравшейся на его глазах.
— Разве ты его не знаешь? — спросил в ответ Монне.
— Как я могу его знать? Я приехал в Страсбур только вчера.
Монне молча провел ребром ладони по шее.
— Я не понимаю, — сказал Шарль. Монне понизил голос.
— Ты не понимаешь, что это палач? Шарль вздрогнул.
— Значит, машина — это…
— Что же еще, черт побери!
— А что он будет делать с гильотиной в Плобсеме?
— Он же тебе сказал, что собрался жениться!
Шарль пожал холодную потную руку Монне и бросился прочь из столовой.
Правда приоткрылась ему как бы сквозь кровавый туман!
VII. «ЛЮБОВЬ К ОТЦУ, ИЛИ ДЕРЕВЯННАЯ НОГА»
Шарль со всех ног помчался к г-же Тейч, чей дом служил ему укрытием, подобно заячьей норе или лисьему логову; добравшись до цели, он почувствовал себя в безопасности; как только он переступил порог гостиницы «У фонаря», все его страхи остались позади.