Белые лодьи
Шрифт:
Доброслав и Дубыня купили овечьего сыру, сели в сторонке, вынули хлеб, поросятину, вино, стали закусывать.
Вдруг слышат — колокола! Вначале ударили с крещальни базилики Двенадцати апостолов, и чернобородый с Клудом заговорщицки подмигнули друг другу: вспомнили, как снимали со стены крещальни прикованного цепями Лагира, я почему-то запомнились крысы, удиравшие с писком в норы. Поговорили о них.
Потом Дубыня спросил:
— А почему в таких местах они водятся? Жрать-то им нечего.
— Как это нечего? А ноги пленников?.. Ноги-то в цепях,
— Хватит про крыс… Дай-ка еще гидрию.
— Не увлекайся, скоро должны, мне кажется, калитку отворить. Судя по тому, что колокола заговорили, в городе навели порядок. Теперь прихожане-греки своему Богу станут хвалу петь. А вечером должен быть крестный ход. Вот на него, Дубыня, нам нужно не опоздать. Там я наверняка увижу Аристею, а в создавшемся положении она нам очень нужна. Слышал, что при встрече говорил Хрисанф: в бухтах Херсонеса никаких кораблей нет — ни гражданских, ни военных… Значит, возможности добраться до Константинополя у нас нет. С Настей я и хочу посоветоваться…
— Только ли посоветоваться? — подначил Дубыня.
— Глянь, отворили! — радостно воскликнул Доброслав, и, похватав под уздцы лошадей, они прошли в узкий проход между двух высоких крепостных стен, который повел их к массивным железным воротам. А миновав их, они очутились на главной улице.
Вид она имела удручающий, но картины разрушения сейчас мало интересовали наших друзей. Они гнали коней в другой конец Араксы, к морю, туда, где на живописных крутых берегах наряду с храмами расположились гостиницы и таверны. У одной из них, под странным названием «Небесная синева», Дубыня и Доброслав остановились. Таверна еще не открывалась. По законам империи пить разрешалось только после обедни, но пьяных вокруг бродило множество…
Доброслав взял в руку висевший на железной цепи бронзовый молоток и три раза стукнул им по окованной медью двери. За ней послышалась возня, и оттуда спросили:
— Кто там?
— Колдун… Открывай, брат, свои.
Дверь распахнулась, а на пороге возник карлик, в белом переднике, с крупной головой и руками-коротышками, но мускулистыми и заросшими густыми рыжими волосами.
— Проходи, колдун. Рад тебя видеть. Да ты не один, с товарищем. A-а, Бука, иди сюда, собачка, иди…
— Не Бука это, Андромед, а сын ее… Уже второй человек в этом городе спутал пса с его матерью. Похожи, правда?
— Похожи, но глаза у него волчьи… Заводите коней во двор, и милости прошу. — Андромед, загребая по сторонам толстыми ножками, двинулся в глубь таверны.
Дубыня шепотом спросил Доброслава:
— Кто он, этот карлик?
— Хозяин таверны.
Во двор из боковых дверей вышел такого огромного роста человек, что даже Дубыня по сравнению с ним оказался пигмеем. Видимо, существует у карликов страсть иметь при себе слуг только гигантов…
— Ты, я вижу, колдун, ко мне не просто поесть и выпить заехал, вам нужен ночлег… Так? — спросил карлик, усаживаясь на дубовую скамейку в зале таверны с таким усилием, какое делает дитя, когда оно пытается залезть на деревянного коня.
— Угадал, Андромед. Неужели это написано на наших лицах?
— На ваших бородатых лицах вряд ли что прочтешь, но угадать нетрудно… Если бы вам захотелось пообедать, вы бы все необходимое для этого извлекли из своих пузатых тобол и поели бы на свежем воздухе…
— Ай да молодец! Верно.
— Я уже приказал жене великана приготовить для вас две комнаты, чтобы вы храпом не мешали друг другу.
— Спасибо, мой маленький человек… Но сначала мы с Дубыней сходим в терму.
— Имя вашего друга точно соответствует его физиономии, — расхохотался карлик и, ловко спрыгнув со скамейки, скрылся во внутренних помещениях, чтобы снова отдать какие-то распоряжения.
Дубыня сверкнул глазами, но Клуд его успокоил:
— Не сердись. Добрее этого карлика нет человека в этом паршивом Херсонесе. Я не люблю город, Дубыня… Мерзко все живут здесь: обманывают друг друга, любят деньги и золото, поклоняются своему Богу, но сами развратничают, грабят, убивают, потом просят прощения у попов и опять берутся за старое… Мне кажется, что они и храмы построили, чтобы было где просить прощения за свои греховные деяния…
И уже в терме, после парной, развалясь на холодных каменных лавках, Доброслав поведал историю, после которой они с карликом подружились.
…В тот вечер Андромед непредусмотрительно отпустил своего слугу с женой навестить родственников, оставив при себе лишь их сына, тоже немалого роста и не жалующегося на отсутствие силы и здоровья.
В таверну вошли четверо мужчин, сели в углу и заказали жареное баранье мясо и вино. За окнами темнело. Посетители один за другим покидали таверну. Но четверо в углу, казалось, и не обращали внимания на время; они с аппетитом поглощали жирное мясо, запивая его вином, о чем-то оживленно говорили и весело хохотали. Изредка лишь оглядывали все больше пустеющий зал таверны.
Они, конечно, не могли не заметить, что сегодня посетителей обслуживают всего двое — сам хозяин-карлик и юноша. И видимо, тогда-то у них и возник грабительский план.
Когда в зале, кроме них, никого не осталось, они подозвали Андромеда получить с них за ужин, и пока один доставал кошелек, трое заперли на засов дверь и приставили к горлу юноши акинак. Но карлик все-таки сумел проворно вывернуться из рук «платившего», подбежать к двери, отдернуть засов и с криком «Стража!» выбежать на улицу.
На его счастье, мимо проходил оказавшийся в Херсонесе по делам тиуна Доброслав с Букой. Он пустил собаку в таверну и следом за ней вбежал сам. Встал, вынув кинжал, у входа. Грозный, могучий, полный решимости. А рядом с ним застыла, готовая к прыжку, Бука, злобно оскалив пасть на разбойников. Никто из них даже не посмел шевельнуться…
Андромед привел стражников, и грабители были отправлены куда следует.
— Как тебя зовут? — спросил карлик у Доброслава.
— Клуд…
— Клуд? А что это означает?