Белые мыши
Шрифт:
Он окунает палец в виски, протирает им один из коренных зубов. Я понимаю, что у него и вправду неладно с зубами, может быть, даже абсцесс. Возможно, потому он и кажется таким замкнутым.
– Тут нужна знаменитость, признанная Америкой. Или хотя бы дочь американской знаменитости. Да и что такое, черт побери, знаменитость? Знакомая Донателлы. Почему в Америке больше почти нет настоящих звезд?
– А кто настоящая американская звезда?
– Чака Хан. Я с ней однажды встречался. Какая красавица! И ростом-то от силы метра полтора. Вот почему мы используем моделей. – Осано убежденно кивает.
– Давай сначала поговорим о моей работе.
– А, ну правильно. И что? Торговаться будем? Хочешь вытянуть из меня побольше?
Я объясняю:
– Мне не нужна работа, Осано. Я хочу вернуться домой.
– Правда? – он оседает в кресле пониже. – Черт бы подрал эту зубную боль.
Выходит, я был прав.
– Я хочу поступить в колледж, Джанни. И должен подать документы в этом месяце.
– Мне казалось, ты собираешься стать дизайнером.
– Собираюсь. Потому и поступаю в Сент-Мартин.
– Плюнь на него. Поработай у меня.
Я начинаю оправдываться:
– Сент-Мартин лучше всех остальных.
– Да и хрен с ним. Самое лучшее – поднабраться опыта. Сколько тебе сейчас, двадцать один, двадцать два? – Я его не поправляю. – Если и поступишь туда, ко времени выпуска тебе будет двадцать пять. И никто твоего дипломного показа не увидит, значит, никто и денег не даст. Кончится тем, что ты станешь искать работу: ровно такую, какую я тебе предлагаю. А там скоро и тридцать стукнет, опыта у тебя будет хоть отбавляй, но ни одной собственной коллекции. А только такой опыт в счет и идет.
– Если я стану сейчас работать у тебя, я такого опыта тоже не получу.
– Послушай. Поработай у меня два года. Я сам договорюсь с Сент-Мартином, напрямую, тебя примут на магистерский курс. Так что колледж ты закончишь ровно тогда же, да только у тебя будет диплом магистра, будут связи и твой выпускной показ не пройдет незамеченным.
– Как, интересно, я стану магистром, не получив бакалавра?
– А как Александр Маккуин стал магистром, не закончив даже средней школы? – У Осано на все есть ответ. – Если тебе нужен диплом, поступи в Миланский университет. То, что ты будешь делать у меня, зачтется как курсовые модели – за два года наберешь все, что требуется для диплома.
Этот спор он выиграл. Сдается, мне следует поблагодарить его за предложенную работу. Да он это и сам понимает.
– Если тебе действительно нужен диплом, валяй по моим стопам: Римский университет, выпуск семьдесят второго, антропология. Я серьезно. Надеюсь, тебе она принесет столько же пользы, сколько принесла мне. – Осано набирает в рот виски, полощет зубы. Он понимает, что я на крючке. – Позвони сестре.
Для быстрого набора номера виллы надо нажать двойку. Я уж почти и нажимаю. Но останавливаюсь.
– Луизе придется переехать в Милан.
– Зачем?
– Потому что я здесь. Как мне присматривать за ней, если она в горах?
– Ну и пусть там сидит. И в неприятности не вляпается, и обдумать все успеет.
Вот тут до меня и доходит. Не по причине зубной боли производит он такое странное впечатление,
– Ты думаешь, Луиза не отыщет себе неприятностей в Курмейере? – теперь я и впрямь разозлился. – Там же отдыхают богатые люди, а она вольна будет делать, что ей в голову взбредет. Нет уж, пусть переезжает в Милан.
Осано не отвечает, он лишь наполняет свой стакан и взмахивает графином в мою сторону. Я качаю головой. Пить я не хочу. Хотя Осано, возможно, попросту тянет время, чтобы подумать, потому что в конце концов он говорит:
– Утром Винченте привезет ее сюда.
Осано решает, что жить все мы будем в его квартире, – во всяком случае, пока не завершатся показы. Каждое утро я, просыпаясь, стараюсь, как могу, приладиться к предстоящему дню. У меня есть собственный ритуал, никак не связанный с чужой для меня спальней; даже дома я почти каждое утро проделываю одно и то же. Лежу ничком в постели и воображаю, как кто-то стреляет из винтовки мне в спину. Часть обряда состоит в том, чтобы точно представить себе выбранную стрелком точку на спине, – слева от позвоночника, под лопаткой. Теперь, стрельнув из пистолета, я могу вообразить даже звук. Я лежу неподвижно, ощущая, как вес моего тела проминает кровать, и представляя, как пуля разрывает его. Я знаю, звучит все это ужасно. Но я часто просыпаюсь в настроении настолько подавленном, что такие фантазии кажутся мне простейшим способом встряхнуться и успокоиться.
Под душем я провожу времени совсем немного, не считая тех дней, когда бреюсь. Потом быстро прохожу коридором, чтобы позавтракать с Осано. Он либо читает итальянские газеты, либо просматривает, пользуясь лежащим на обеденном столе карманным компьютером, интернетовское издание «Women's Wear Daily». Когда в Нью-Йорке начинаются показы, он пересказывает мне то, что пишет о них пресса. Я слушаю и прикидываю, как приняли бы нашу коллекцию. Я уже думаю о ее показе как о «нашем», о том, в чем я принимаю деятельное участие. Правда состоит в том, что наши непростые обстоятельства начинают меня доставать. Однако в отвратительное настроение я раз за разом впадаю отнюдь не из-за работы. Сдается мне, что я просто впитываю в себя окружающее, а потом, достигнув состояния, когда меня начинает распирать то, что я и хотел бы сказать, да не могу, выворачиваю мое недовольство наизнанку. И принимаюсь играть в игру типа «а-чтоб-я-пропал».
Это не значит, будто я утрачиваю способность действовать или что кто-то, взглянув на меня, может сразу сказать – бедненький. Когда Осано начинает переводить для меня итальянские отзывы либо разворачивает газетный лист, показывая мне снимки, я действительно весь обращаюсь во внимание. Он читает мне статьи Сьюзи Менкес, демонстрирует фотографии моделей: Кимберли Стюарт, дочери Рода Стюарта, или Элизабет Джаггер, дочери Мика и Джерри.
Он бросает косой взгляд на интервью с Парис Хилтон, наследницей владельца сети отелей, в просматриваемом мной экземпляре «Гардиан» и бормочет: