Белые начинают и проигрывают
Шрифт:
– Не надо! – Слон не мог услышать беззвучную мольбу вихов.
Не мог и не желал. Он ударил коротко, но мощно – под дых, вышибая нутро из недавнего собутыльника. Смельчак как-то странно всхлипнул, бесформенным мешком рухнул к ногам Штайбера – подельники Слона выпустили жертву.
– Поднять! – тут же приказал верзила. Он хрустнул костяшками пальцев, готовясь нанести следующий удар.
Кто-то потянул новичка за волосы, отрывая голову от пола. Именно в эту секунду пороховая бочка взорвалась.
– Убивают! Наших убивают! – громко, с надрывом, завопил кто-то. – Ой, мужики!
И этот полубабий истеричный вопль совпал по времени – будто нарочно – с атакой на Слона. Первым прыгнул вперед какой-то незнакомый Гвену работяга, видимо из другого цеха, очень крупный, мускулистый, с огромным шрамом через всю правую щеку. Молодой рабочий еще успел удивиться, что не знает этого коллегу, не пересекался с ним ни в цехах, ни в «Дупле косого дятла», хотя нередко бывал здесь – посидеть, послушать сплетни, а уж выпивохи всех мастей каждый вечер отвисали в баре. Не заметить работягу со страшным неровным шрамом было невозможно – однако же такое случилось. Ранее этого человека из вихов Гвен никогда не видел, а вот теперь довелось. В такую ночь…
Конечно, рабочий со шрамом был не таким крупным и тяжелым, как Слон, однако без колебаний прыгнул на «обиженного» из клана турей. Спустя миг Гвен узнал, почему тот ничуть не боялся Штайбера. Сверкнула длинная беззвучная молния, и, лишь когда она угодила прямехонько в солнечное сплетение Слона, Гвен догадался: это был нож, за доли секунды невесть как появившийся в руках нападавшего.
Молодой рабочий, забыв про все, сделал несколько шагов вперед. Открыл рот, надеясь вдохнуть, да только воздух стал каким-то непослушным, желеобразным, он не пролезал в легкие. Кровь!!! Гвен впервые видел, чтобы кого-то замочили в «Дупле». Случалось, потасовки доходили до крови, но чтобы так – впервые. И, главное, как легко и просто все это получилось. Просто. Вот словно глоток пива из кружки отхлебнуть…
Штайбер повалился на стол, сильно дергаясь всем телом – без чьих-либо подсказок было понятно: ему очень больно. Слон извернулся на бок, пальцы метнулись к животу, кажется, чтобы вытащить нож из раны, да только вдруг скрючились, а лицо исказила жуткая гримаса.
Умирающий беспомощно всхлипнул, перестал дергаться, начал медленно сползать вниз, а бар уже превратился в филиал ада.
– Убили! – истошно завопил кто-то. Теперь даже громче и надрывнее, нежели ранее, когда призывали вступиться за избиваемого виха. – Убили! Одного из турей! Вихи убили!!! Ножом! Зарезали! Будто свинью! Господи! Да что ж это творится?!
А приятели Слона уже набросились на человека со шрамом – кто с тяжеленной кружкой, кто со скамейкой, у одного из нападавших на руку была намотана металлическая цепь. Казалось, убийце Штайбера не устоять – одному против кучи разъяренных турей, но все было далеко не так просто, как представлялось на первый взгляд.
Тот смельчак, с которого начиналась заварушка и который получил от Слона страшный удар кулаком в живот, вдруг ожил, вскочил на ноги, и обороняющихся стало двое. Причем, как в суматохе успел заметить Гвен, оба владели навыками рукопашного боя. Они встретили превосходящие
А потом Гвена довольно грубо толкнули в спину, он потерял равновесие, полетел головой вперед – лишился возможности внимательно наблюдать за первой точкой родившегося «вулкана».
Стычки возникли сразу в нескольких местах бара, и это чем-то напоминало профессионально разложенный костерок. Обычно сухие ветки или дрова складывают штабелем, а растопку помещают в нескольких местах, чтобы подпалить с разных сторон, чтобы пламя точно добралось до крупных, хороших поленьев, которые горят сильно и долго, оставляя после себя раскаленные угли. К тем лишь стоит прикоснуться горючему материалу – и новая вспышка неизбежна.
Кажется, в баре почти не осталось равнодушных. Две группы людей рубились стенка на стенку, используя все, что попадалось под руку: разбитые бутылки, ножи, скамейки. Теперь лишь Гвен да визжавшие от страха официантки не участвовали в побоище. Чья-то кровь брызнула в лицо – молодой рабочий дернулся, будто от удара, инстинктивно закрылся ладонью. Ему было все равно, чья кровь хлестнула фонтаном из-под ножа.
– Остановитесь! – в отчаянии закричал Гвен, пытаясь перекрыть бизоний рев, истошные вопли сражавшихся людей. – Люди, стойте, прошу вас! Не надо! Стойте! Пока не поздно!
И вдруг оказался лицом к лицу с человеком со шрамом на правой щеке. Таким шрамом, что невозможно не заметить. Чужак не произнес ни звука, просто зачем-то дернул рукой в сторону Гвена. И тот в первый миг не понял: для чего рабочий – свой же, из вихов – так резко толкнул в живот?
А потом пришел ужас – дикий, первобытный, непохожий ни на что, ранее известное. Гвен вдруг понял, что ему подписали смертный приговор: он может сознавать это, пока не угас мозг, может думать и чувствовать, но все мечущееся в голове – не более чем на секунды или минуты, которые остались.
Из живота торчала рукоятка ножа, однако Гвен не чувствовал боли. Он удивленно посмотрел на своего убийцу со шрамом, словно пытался в чужих зрачках прочитать ответ на вопросы: «Как?! Почему?! Один вих убил другого?! Сначала убил Штайбера, а теперь его?! За что?!»
Но тот, со шрамом, не собирался отвечать. За него ответила боль, которая вдруг нахлынула – мощно, разом. Нахлынула и утопила все. Вопросы «Как? Почему? За что?!» получили только один ответ – холодный, циничный, безжалостный: «Для тебя все это уже не имеет никакого значения».
Чернота затопила «Дупло косого дятла», Гвен еще попытался оттолкнуть ее рукой, но чернота упрямо, настойчиво заползала внутрь – через зрачки, ноздри, через перекошенный рот – ледяным холодом. Умирающий слабо качнул головой, он еще не был согласен с таким исходом. Вдруг длинной быстрой вереницей промелькнули сны о Вентуре – красивые, яркие, приятные. Они отогнали голодную тьму чуть назад, только ноги ослабели, не смогли удержать. Гвен пополз вниз, на пол, но ему показалось – в водовороты черноты, которая приняла его с наслаждением, с каким-то восторженным упоением.