Белые ночи с Херувимом
Шрифт:
Послышался грохот, потом визг, и девица выскочила из каптерки. Волосы стояли дыбом, заколка исчезла, воланы на юбке провисли, полуоторванные.
– Держи ее! – выскочил следом Степаныч. – Она, может, сперла чего!
И повис на девице сзади, как собака на медведе, – как видно, решил объединиться со своей женушкой. И то сказать: та его законная половина, а эту девицу он первый раз видит. Прохиндей такой, в общем. Он мне не понравился с первого взгляда, так что я решила помочь девице. Прихватила
– А ну отвали от нее, козел!
– Ты кто? – От удивления Степаныч выпустил девицу. – Ты как здесь? Ты откуда?
– А, так ты здесь сразу с двумя развлекаешься? – Анфиса выскочила из каптерки.
Румянец на лице у нее был и вовсе малиновый.
– В жизни ее не видел! – ответил Степаныч чистую правду.
Но, как всегда бывает, тут-то ему и не поверили.
– Убью! – заорала Анфиса и бросилась на меня с зажатой в руке вилкой.
– Не бойся ножа – бойся вилки, один удар – четыре дырки! – усмехнулась я и взмахнула доской.
Я хотела только нейтрализовать вилку, но Анфиса ловко отпрянула и спряталась за мужа, так что я попала доской Степанычу в лоб. То ли лоб у него оказался крепкий, то ли доска гнилая, но она рассыпалась в прах. Анфиса же совершенно озверела.
– Убили! – заорала она. – Мужа убили!
Когда ясно было, что он даже сознания не потерял. Однако ничего доказывать я не собиралась, Анфиса была в самом боевом настроении. И тут в мозгу сверкнула мысль, что если Анфиса сумела пробраться в ангар, стало быть, у нее есть ключ и в таком состоянии вряд ли она заперла дверь изнутри.
– Бежим! – Я схватила девицу за руку и потянула за собой.
Она не сопротивлялась. Мы свернули в нужный проход, обогнули кучу ящиков и сумели выскочить к двери. О радость! Она была нараспашку. И только было мы собрались вдохнуть воздух свободы, как в дверях возник Степаныч. В руках у него было ружье.
– А ну стоять! – заорал он.
Вспомнил, подлец, что не просто так в ангаре сидит, а ворованные телевизоры охраняет. И что, если с ними что-то случится, Расул ему покажет, где раки зимуют. А тут незнакомые девицы по ангару шастают.
– Стоять, суки! – повторил Степаныч, подходя ближе. – Кто шевельнется – пулю в лоб!
– Тише, тише… – я подняла руки. – Мы ничего не взяли, разойдемся красиво…
– Стреляй! – азартно прошептала Анфиса, появляясь сзади Степаныча. – Стреляй по ним, Витя!
Нет, ну что за женщина, просто маньяк-убийца!
– Уйми ее! – сказала я, отступая тихонько. – Неприятности никому не нужны!
Степаныч медлил: очевидно сообразил, что шум поднимать нельзя. Ему велели тихо сидеть, а тут еще милиция приедет, а у него партия краденых телевизоров.
– Стреляй, уйдут! – взвизгнула Анфиса
– Отойди! – рявкнул Степаныч.
И тут в открытую дверь пронеслось что-то огромное песочного цвета. Это нечто остановилось против супругов и так оглушительно зарычало, что даже у меня затряслись поджилки. Степаныч выронил ружье, его женушка села прямо на пол.
Бонни выглядел впечатляюще. Пасть раскрыта, слюна капает, видны внушительные клыки. Сам весь напряжен, мускулы перекатываются под кожей.
– Шевели ластами! – крикнула я девице и рванула прочь.
Мы пролетели между домами, мимо скверика и очухались на улице. Девица исправно пыхтела сзади.
– Оно… оно за нами бежит, – сказала она, когда я остановилась перевести дух.
– Нормально все, это Бонни! – отмахнулась я. – Не бойся! Тебе куда?
– Не знаю… – Она виновато потупилась. – Я только приехала…
– Зачем пошла с этим уродом? – возмутилась я. – Ведь видно, что жулик и потаскун!
– Он сказал, что уборщица нужна, а я работу ищу… Убирать могу, мыть, чистить… – Голос ее дрогнул.
– Тебе лет сколько?
– Восемнадцать…
Так я и думала. А с виду не скажешь – вон какая орясина вымахала!
– Ладно, пойдем. Вещи у тебя где?
– На вокзале, в камере хранения, – девица шмыгнула носом. – А куда мы пойдем?
Пошли мы на Третью линию, там в кафе работает моя приятельница Мила. Мне нужно было поддержать силы, а заодно, может, она что посоветует насчет девицы. Не бросать же дуреху на улице. Бонни бежал следом и заглядывал мне в глаза с виноватым видом. Я не обращала на него внимания. Пусть помучается.
Девицу звали Люся, она Бонни не боялась и пыталась даже с ним разговаривать, пока я эти попытки решительно не пресекла.
Милка при своей работе повидала всякого, поэтому совершенно не удивилась нашему появлению. Народу в кафе по утреннему времени почти не было, так что мы заняли столик рядом со стойкой, чтобы поговорить.
– Тебя как звать-то? – спросила Милка девицу, наблюдая, как та уминает третью булочку с маком.
– Люся… – прочавкала та.
– О, тезки! – обрадовалась Милка. – Я ведь тоже Людмила.
– Не, я Люсьена по паспорту, – застенчиво призналась Люська.
Мы с Милкой переглянулись – так примерно и думали. Отвечая на наводящие вопросы, Люсьена рассказала, что жила в маленьком поселке примерно километрах в трехстах от города, что у них там глушь и работы нету. Мать умерла, когда ей было тринадцать лет, отец женился на другой. Мачеха вначале к Люське цеплялась, а потом перестала, потому что свалила на нее всю работу по дому и огороду. Она, Люська, очень работящая, это все признавали.