Белые ночи с Херувимом
Шрифт:
Некоторое время спустя в пышном, ярко освещенном зале театра нарядная публика с восторгом слушала, как певица в костюме Розины исполняет свою знаменитую каватину.
– Я так безропотна, так простодушна… – выводила певица.
В первом ряду сидел новый клиент Василия Макаровича Куликова. На коленях у него покоился большой букет роз. Клиент улыбался мечтательной улыбкой.
– И уступаю я, и уступаю я всем и во все-ом… – пела Розина.
Улыбка клиента стала еще шире. Человек,
И когда Розина пропела: «сто разных хитростей, и непременно все будет так, как я хочу», клиент Куликова приподнялся со своего места, вытащил из букета баллончик аэрозоля и изящным жестом выпустил в воздух серебристую струю.
Певица как раз выводила сложную фиоритуру, и тут она пустила петуха, мучительно закашлялась, глаза у нее вылезли на лоб, она покраснела и убежала со сцены, спотыкаясь и держась за горло. Кто-то догадался опустить занавес.
Клиент радостно захохотал, захлопал в ладоши, как довольный ребенок, а через зал к нему уже пробирались трое здоровенных детин спортивного телосложения.
Не знаю, сколько прошло времени. Кажется, я задремала, сидя на пустом поддоне. А когда очнулась, то схватилась за запястье, но вспомнила, что сегодня утром не взяла часы на прогулку с Бонни. Судя по ощущениям, проспала я не больше часа.
В ангаре было тихо. Выглядывать в окно я не собиралась – снова шлепнусь. Бродить в темноте между штабелями тоже чревато – руки-ноги переломаешь. Я потянулась, поприседала немного, чтобы взбодриться, а потом направилась к двери. И вовремя, потому что услышала шаги и хохоток Степаныча. Он с кем-то разговаривал. Стало быть, не один. Стало быть, мне нужно быть осторожной.
Я схоронилась за ближайшим углом. Дверь отворилась с ужасающим скрипом.
– Проходи, не стесняйся! – В голосе Степаныча звучали солидные нотки. – Сейчас посмотришь мое хозяйство, определим, так сказать, фронт работ… Только тебе сначала нужно передохнуть… Сейчас чайку попьем, у меня печенье домашнее есть…
Вслед за Степанычем в дверь неуверенно протиснулась рослая девица в длинной юбке с воланами. Воланы эти шли ей как корове седло. Кроме юбки, были на ней еще футболка с вампирскими мордами и тапочки на шнурках, размера этак сорок второго.
– Чегой-то темно у тебя как, дяденька… – проговорила девица низким голосом, – не видать ничего…
– А это мы мигом… – снова хохотнул Степаныч и повернул где-то рубильник. Ангар осветился мрачным казенным светом. И при этом слабом свете стало видно, что девица мордой, что называется, не вышла. Зато взяла статью. Ростом она была едва ли не под два метра, руки-ноги крупные, как у мужика, – здорова, в общем. Если ядро толкать станет – далеко то ядро полетит. Выражение лица при этом было у девицы самое мирное, глаза вылуплены, губы пухлые, как у ребенка, волосы заколоты яркой пластмассовой заколкой
Степаныч между тем, сыпля слова, как горох из решета, оттеснил девицу от двери, а сам запер эту дверь изнутри на ключ. Мне это не понравилось. Волей-неволей пришлось тащиться за парочкой. Степаныч взял девицу под локоток и толкал в ближайший проход, бормоча что-то про чай и домашние пирожки. В прошлый раз это было печенье. Все врет, значит.
Девица шла неохотно, она все оглядывалась по сторонам, потом застыла на месте.
– Что стоишь? – осмелел Степаныч. – Проходи давай, раз пришла.
Из голоса его исчезли приветливые нотки, теперь уж даже до дуры-девицы все дошло.
– Я, дяденька, пойду, пожалуй… – неуверенно сказала она.
– Куда еще собралась? – Он заступил ей дорогу. – Не боись, никто тебя здесь не обидит. Сейчас начальник придет, Егор Иваныч, он тебе все обрисует… А пока у меня в каптерке прибери…
Они скрылись за поворотом, я же напряженно раздумывала, как быть. Если бы Степаныч не запер двери, меня бы уже здесь не было. Хоть замок и хлипкий, дверь-то железная, не так просто ее выломать. Шум непременно поднимется.
Я подошла ближе к каптерке.
– Ты чего, дяденька? – гудела обиженно девица. – Ты руки-то не распускай, я этого не люблю. Грязно у тебя тут, убраться надо.
– Да погоди ты! – с досадой сказал Степаныч. – Ну посиди вот…
Послышалась возня, и в это самое время я услышала шаги с другой стороны, и по проходу мимо меня пронеслась тетка средних лет плотной комплекции. На тетке был красный тренировочный костюм, круто завитые крашеные волосы воинственно топорщились, лицо полыхало огненным румянцем под цвет костюма. Я едва успела скакнуть за ближайший штабель поддонов.
– Ах ты ж паразит! – кричала тетка на бегу. – Ах ты ж козел полорогий! Кобелина бесхвостый!
С разбегу тетка ткнулась в дверь каптерки и забарабанила в нее кулаками. Затем рванула дверь на себя и выдрала крючок с мясом. Ого, сладострастник Степаныч уже и дверь запер!
– Анфисочка, – залебезил его дрожащий голос, – ты как здесь оказалась? Ты зачем пришла?
– Зачем? – зловеще прошипела Анфиса. – В глаза твои поганые плюнуть, вот зачем! Ты мне что говорил? Ты какие клятвы давал, павиан ты поганый? Опять дешевку какую-то привел прямо с вокзала?
– Да это и не то совсем, что ты подумала! – залопотал Степаныч. – Эта девушка зашла насчет работы узнать!
– Работы? – протянула Анфиса, которая, как я поняла, приходилась Степанычу законной супругой. – Это какой же такой работы? Проституткой, что ли, в бордель? Так на ней и так пробы ставить негде!
– Что это вы такое говорите? – от обиды басом сказала девица. – Он сказал, что уборщица требуется… Ой! Что вы делаете?
– Вот тебе работа! – орала тетка. – Узнаешь, как чужих мужей сманивать! Понаехали тут!