Белые тени
Шрифт:
— Пожалуйста, заходите, садитесь, и я готов ответить на все, что вас интересует. А что, собственно, произошло?
— Случилась беда, большая беда с Кучеровым!
— Его убили!
— Почему вы думаете, что его убили? Какие у вас есть основания так утверждать?
— Значит, нэ убили. Слава богу! Ведь он был у меня только вчера.
— Убит, убит зверски. Ему раскроили череп топором между часом и двумя ночи, после того как он ушел от вас. Преступник, видимо, высокий человек!
Гатуа встал, направился в спальню, вынул из ночного столика капли, накапал в рюмку, долил водой из графина, выпил, вернулся и, тяжело опустившись
Вуйкович заерзал на стуле, крякнул, громко высморкался и с извиняющимся видом сказал, что он чувствует себя виноватым за то, что брякнул сразу, без подготовки, о смерти, видимо, близкого друга, но такова его профессия. Если генерал желает, то можно отложить разговор.
— Петр Михайлович пришел вчера около восьми с полковником Павским, — тихим, хриплым голосом, почти шепотом, начал Гатуа, — они были пэрвыми. Оба были раздражены, наверно, у них праизошел нэприятны разговор. Я подумал: «Не жэнщина ли таму причина?» К генэралу они так липли! Вах! Павский ни разу к нэму больше за вэсь вечир не обратился. Вон в том углу сычом прасидел весь вечир с вайсковым старшиной Мальцевым, моим саседом.
— Александр Георгиевич, — послышался голос Мальцева, — убит Кучеров, в лагере полно полиции. Я всегда говорил, что он плохо кончит. Можно к вам? — И, заглянув в открытую дверь, пробормотал: — Извините, я не знал...
— Одну минуту, — сказал, поднимаясь, начальник полиции, — попрошу вас, господин Мальцев, объяснить в письменной форме: первое — почему, по вашему мнению, генерал Кучеров должен был плохо кончить, и второе — о чем вы разговаривали вчера вечером с полковником Павским, сидя в этом углу. Я скоро к вам зайду.
Мальцев потоптался в дверях, вероятно, хотел что-то сказать, но, так ничего не сказав, захлопнул за собой дверь.
— Он не любил покойного, — задумчиво заметил Гатуа, — и вся его тирада через дверь, полагаю, инсценировка. По душе мне был маладой генерал Кучеров, нравились мне широта его взглядов, принципиальность и необычайная чистота души. Многие его нэ любили, но нэ могли нэ уважать. А он страдал, нэуютно, наверно, чувствовал. В паследнее время был как затравленный зверь. А вот вчэра вечиром был рассеян, светился тихой радостью и вдруг становился насмешлив. — Гатуа закрыл глаза и тяжело вздохнул.
— А кто его травил и почему?
— Я нэ могу припомнить ни аднаго конкрэтного факта, подтверждающего охоту за этим чэловеком. Но улавливал, что охота шла и развязка близка!
— Кто у вас был вчера?
— Пэрвыми пришли Кучеров и Павский, патом дочь нашего доктора Галя, патом Скачковы и Берендс и, наконец, Хованский и Хранич. — Гатуа принялся набивать трубку.
— Ах, вот кто был! — вырвалось у Вуйковича, и он заерзал на стуле. — И Хранич вышел от вас вместе с генералом? Не правда ли?
— Совершенно верно, — удивленно подтвердил Гатуа. — Кучеров еще сказал: «Найдемте, чика Васо, я вас нэмного праважу. Хочется прайтись по свэжему воздуху». Они, кажется, были друзьями.
«Поговорить с Храничем», — записал у себя в блокноте начальник полиции.
— Экспроприация тоже не исключена! — заметил он как бы про себя. — Из корпусной кассы взято сто шестьдесят восемь тысяч динаров.
— Убийство с целью ограбления? Нэвэроятно! Тут что-то не то, у меня создалось впечатление, что эти люди, за исключением Хранича, связаны какой-то
— Та-а-ак! Что вы еще заметили ненормального в поведении ваших гостей? В излишней нервозности? В чрезмерной развязности или сдержанности?
— Все было гораздо сложней и внешне почти нэ проявлялось. Галина, дочь доктора, вышла из кухни, она мне памогала, подсела к Кучерову и стала ему что-то гаварить и так горячо, что нэ замэтила, как пришли Скачковы с Берендсом, а увидав их, вся как-то съежилась и растерянно залепетала: «Я совсем потеряла голову», и ушла.
— Та-а-а-ак!
— Берендс, разумеется, скаламбурил ей вдогонку, что голову нада бэречь патаму, что жизнь вдруг вздумает по ней погладить. И тут Кучеров, как-то чудно на них глядя, нэ к селу нэ к городу рассказал анекдот. «Вам лучше задать адин трудни вапрос или два легки?» — спрашивает преподаватель кадета на экзамене. «Адин трудни», — гаварит кадет. «Тагда скажите: что правит миром и отмыкает все замки, как заклинание Аладдина? По-русски звучит, как мужское имя, по-латыни — как женское?» — «Дина, господин преподаватель», — отвечает кадет. «Почему?» — «А это уже второй вопрос».
— Интересно, — пробормотал начальник полиции и громко высморкался. — Ну и что было потом?
— Скачков почему-то смутился, и мне показалось, бросил опасливый взгляд на Павского. Ну а тут появился Хованский. Мадам Скачкова защебетала, попросила Павского сесть рядом с нею.
— А Хованский мог слышать этот разговор?
— Мог, конечно, дверь была открыта.
— Каковы отношения между генералом и господином Хованским?
— Они друг другу симпатизировали, но на короткой ноге не были, и понятно: Петр Михайлович был глубокой натурой, не верхоглядом, с людьми сходился нелегко. Непрост и Хованский. Мне он кажется человеком с богатым внутренним миром и благородной душой...
— Ах, генерал, вы слишком хороший человек. В сарае у этой «благородной души» обнаружен окровавленный топор, которым, видимо, зарубили Кучерова.
— Нэ вэрю! Нэ может быть! Вах! И зачем ему было оставлять этот топор в сарай, а нэ бросить в речку?
— Может, затем, чтобы и я подумал так же, как вы. — Вуйкович посмотрел на часы. Было уже без четверти девять. — Скажите, — спросил он, поднимаясь, — в какой очередности уходили ваши гости?
— Первым примерно в половине двенадцатого ушел Иван Иванович. Потом поднялся чика Васо, но Кучеров попросил его еще посидеть и пообещал проводить его до города. Тут сразу же ушел Скачков, один. Минут через десять Хованский, а с ним увязалась Ирен Скачкова. Потом Берендс и, наконец, встал Кучеров и долго со мной прощался, словно расставался навеки. Ушли они с чика Васо около двенадцати...
— А Мальцев? — Вуйкович кивнул головой в сторону его квартиры.
— Виноват, это он ушел последним.
Любезно поблагодарив генерала, начальник полиции попросил сохранить беседу в тайне, распрощался и отправился к Мальцеву.
— Какого черта вы валяете дурака с подобными заявлениями? — накинулся он на войскового старшину, зло тараща на него свои желтые глаза.
— Мне нужно было, чтобы вы зашли. У меня важное сообщение.
— Зачем же настораживать соседа? Он вам и без того не верит ни на грош, даже ни настолечко, — и Вуйкович показал на ногте большого пальца, «насколечко» генерал ему не верит. — Так что у вас срочного?