Белые витязи
Шрифт:
— Чего нельзя сделать с такими солдатами! Помилуйте, тырновский мост адрианопольской железной дороги один эскадрон нашей кавалерии атаковал так стремительно, что четыреста пехотинцев турецких не выдержали и отступили... Вообще, напрасно думают, что кавалерия бессильна относительно пехоты... У меня на этот счёт свои взгляды. Я в эту войну присмотрелся к способу действий кавалерии. В мирное время займусь её манёврами и в первую большую европейскую кампанию покажу, что может сделать с пехотою конница, хорошо приспособленная и умеющая пользоваться местностью. Говорят, что у нас кавалерии нет... Оно, если хотите, правда.
Кавалерия на этот раз действительно показала себя. Она брала стремительной атакой уже горевшие мосты. Обскакивала отступавших турок... Становилась впереди их обозов. Отхватывала целые поезда с вагонами и локомотивами. Как только начиналось дело и на неё наседала турецкая пехота — откуда ни возьмись являлись скобелевцы и поддерживали своих. Часто кавалерия врывалась в города, ещё занятые турецкой пехотой, и не отступала от превосходных сил её, а держалась, зная, что через час, через два по пятам её явятся свои и дело будет выиграно... Изумительные переходы этого периода прошлой войны, я думаю, до сих пор памятны и солдатам, и офицерам. Случалось, сделают тридцать — сорок вёрст и только что расположатся на отдых, как их опять двигают дальше. И при каких условиях совершал Скобелев этот поход. По пояс в грязи, под холодным дождём, в насквозь измокших шинелях. По пути то и дело встречались наполненные жидкою слякотью ямы и ухабы... Лошади отказывались служить, а люди всё шли да шли, исполняя и за измученных коней трудную работу. Делая шестидесятивёрстные переходы в день, сверх того ещё тащили пушки... Один полк, например, только что добрался до Хаскиоя, только что было расположился на отдых, как вдруг — назад в Германлы. Вернулись в Германлы, провели часть ночи. Нужна была днёвка, чтобы восстановить упавшие силы, как вдруг выезжает сам Скобелев.
— Поздравляю, братцы, с походом в Адрианополь...
Ни с одним другим генералом солдаты не сделали бы подобного... С ним мрачные, сосредоточенные, усталые, но шли и шли... Когда уж слишком было трудно, тогда сходил с коня Скобелев, вмешивался в ряды... Раз после семидесятивёрстного перехода силы у людей окончательно упали, а впереди явились сведения о движении таборов египетского принца Гассана. Скобелев подъехал к людям.
— Голубчики... Напоследок... Неужели же у самого Адрианополя да мы осрамимся...
Поднялись солдаты... Пошли... Ноги отказывают, едва-едва бредут.
— Товарищи... Ну-ка, ещё переход, вечером кашей накормлю...
И солдаты, смеясь, пошли так быстро, что не только нагнали Гассана, но ещё отрезали у него хвост, т.е. захватили громадные обозы и сто верблюдов... Впоследствии они все были у Скобелева в дивизии.
— Это наши верблюды... Походные... Она животная добрая, настоящая солдатская скотина... — хвалили они верблюдов.
Одно, о чём заботился по всему этому пути Скобелев, чтобы солдаты у него были постоянно накормлены. Всюду: на походе, в бою, в пустынном безлюдье и только что занятом городе — одинаково — горячая пища являлась в своё время и люди ели до отвала.
— С ними всё можно сделать, нужно уметь.
— Отчего же другим не удавалось делать такие переходы?
— Видите ли, душенька (любимое слово Скобелева), нужно, чтобы генерал пользовался громадным авторитетом у солдат, чтобы они его любили... Тогда сделаем всё. А то и другое приобретается не сразу... И не даром. Раз это есть, и в самом, сверх того, энергия ключом бьёт — бояться нечего. Чудеса сделать можно... Понимаете, чудеса... Разве не чудо — сравнять пехоту с кавалерией. Никуда у меня кавалерия уйти не могла, чтобы её полки мои не нагнали... А это для меня — практика...
— Для чего?
— А для того, чтобы в большой европейской войне неожиданно сосредоточивать и массировать войска в самых немыслимых пунктах. Если придётся нам схватиться с немцами, я всегда постараюсь против одной их дивизии поставить своих две. А для этого нужно приучить солдата к неутомимости... Ни расстояние, ни погода не должны его пугать... В этом залог успеха...
Когда отдыхал и спал Скобелев во время этого сказочного похода — неизвестно... Силы его отряда во всяком случае были так незначительны, что помимо этих громадных переходов солдатам, останавливавшимся на ночлег, приходилось ещё окапываться...
— Чего же торопиться так? Три дня не сделали бы разницы, — спрашивали его.
— Как?.. По другую сторону Марицы, параллельно с нами, шли таборы Абдул-Керим-паши... Адрианополь являлся, таким образом, призом, который достанется быстрейшему. Явятся они раньше — засядут в адрианопольские форты, и тогда прощай надежда на скорое окончание войны!.. Тут расседлать коней некогда.
Движение это было столь быстро, что, воображавшие встретить русских только в Казанлыке, Сервер и Намык паши пришли в ужас, встречая массы беглецов по дороге.
— Где москов? — спрашивали они.
— Москов близко!..
Наконец, в шестидесяти верстах за Адрианополем Намык и Сервер, поражённые, наткнулись на аванпосты Скобелева.
— Чей отряд? — спросили у своих.
— Ак-паши!
До того это было неожиданно и так потрясло старика Намыка, что он зарыдал, откинувшись вглубь кареты... Через час к ним подъехал почётный конвой от Скобелева. Генерал принял их у себя.
— Не хотят ли паши отдохнуть и переночевать здесь? — обратился он к ним.
— Нет, нет... Ни за что!
— Почему же?
— Если мы остановимся на ночь, то вы будете уже за Адрианополем. А когда мы доедем до главной квартиры — то вы и к Стамбулу подойдёте!
И действительно, не успели паши добраться до главной квартиры, не успели выслушать условий перемирия, первым пунктом которого была сдача Адрианополя, не успели они ещё расположится на отдых, как их разбудил, кажется, полковник Орлов.
— Что такое? — всполошились те.
— Великий князь, главнокомандующий, приказал сообщить вам, что уступка Адрианополя больше уже не требуется...
— Что значит это?
— Сегодня утром Скобелев уже занял Адрианополь.
— Этого не может быть. В Эдирне, верно, уже Сулейман...
— Сулейман разбит и бежал в горы.
Скобелев торжественно вступил в Адрианополь. Массы народа высыпали ему навстречу. Цветы и венки летели под ноги его коня. Болгарки, осиротевшие после казнённых и убитых отцов, мужей и братьев, прорывались к нему, целовали ему руки и ноги, тысячи благословений слышалось кругом... У самого города генерал обратился к своим войскам: