Белые витязи
Шрифт:
— ...Мне ужасно стыдно! — заговорил он опять, уже у Мак-Гахана. — Сделайте, ради меня, о чём я вас попрошу, — обратился он ко мне.
— Что вам угодно?
— Сколько у нас у всех есть денег... У меня двадцать золотых, этого мало. Впрочем, я займу у Мак-Гахана...
Взял у того столько же или больше, не помню...
— Съездите в Сераскериат, где наши пленные, там их трое или четверо офицеров и несколько солдат, и передайте им это... — И он вручил мне сорок или пятьдесят полуимпериалов. — Главное, выразите им от меня сожаление... Скажите, что я извиняюсь...
Я сел верхом на первую попавшуюся лошадь, которые на улицах Константинополя заменяют извозчиков, и поехал в турецкую часть города — Стамбул. До Сераскериата едва добрался. Массы войск собрались туда зачем-то... В Сераскериате обратился к чиновникам. Те сначала и ухом не повели, но узнав, что я русский, моментально изменили своё обращение.
— Нужно разрешение от Реуф-паши, чтобы видеть пленных.
— А где Реуф?
— Уехал в Сан-Стефано к вашему главнокомандующему.
— Кто заведует пленными?
— Майор такой-то...
— Ведите меня к нему.
Толстый майор, неподвижный и флегматичный, даже и не слышал, кажется, что я ему говорю. Я повторил ещё раз, та же история.
— Да говорит ли он по-французски? — оборачиваюсь я к провожатому.
— Нет!..
— Есть ли кто здесь, знающий этот язык?
— Есть даже хорошо владеющий русским.
Позвали этого. Оказался из наших крымских татар. Теперь офицер.
Он изложил моё требование майору.
— Майор говорит, что нельзя.
— Передайте ему, что я отсюда не уйду до тех пор, пока не увижу пленных. Останусь здесь и днём и ночью.
И в подтверждение своих слов я постарался принять на софе более удобное положение.
Мир-алай (майор) всколыхнулся немножко, стал сосать свою трубку и с недоумением поглядывать на меня.
— Можете вы ему дать какой-нибудь пешкеш? — спросил у меня крымский татарин.
— Не дам и этого! — показал ему кончик ногтя.
Они заговорили между собою... Прошло несколько минут.
— Хорошо, он согласен вас пустить к пленным, но с условием, что я вас буду конвоировать и ещё двое...
— Это мне всё равно.
Два черкеса султанской гвардии повели меня в каземат, где были наши пленные.
В коридоре они мне указали одну дверь... Сами за мною не пошли.
Я застал там двух офицеров, одного из них именно того, которого так оборвал Скобелев.
Это был, кажется, казацкий хорунжий. Я передал поручение Скобелева и деньги... Вернулся...
— Ну, что?.. — нетерпеливо бросился ко мне Скобелев.
— Ничего... Отдал деньги...
— Обижен он... Вы извинились от меня?..
— Да.
— А он-то, он?
Я успокоил Скобелева.
— Всё-таки это непростительная выходка, что там ни говорите... Напишите мне в форме записки, в каком виде вы застали пленных... Это позор, что до сих пор мы их не вытребовали... Хотя я не одобряю...
— Чего это?
— Как можно в плен сдаваться, офицеру...
— А что ж делать?
— Что делали на Шипке. В револьвере шесть патронов, пять в неприятеля, шестой в себя...
— А может быть, ему жить хочется...
— Тут принцип важен... Что жизнь... Нужно всегда быть готовым к смерти... Жизнь одного — ноль...
Спустя несколько дней Скобелеву пришлось разыграть довольно комическую роль.
Приехал он в Константинополь, остановился у меня.
— Пойдём вечером в Конкордию, там поют француженки...
— Едем?
— Ну вот... Зачем обращать на себя общее внимание!
Мы отправились... Одна из этих интернациональных девиц пристала к Михаилу Дмитриевичу... Тот стал её снабжать полуимпериалами, которые она тут же проигрывала в рулетку.
— А знаете... Очень приятно сознавать, что никто тебя здесь не знает... Быть в положении le bon bourgeois [89] ... Я отдыхаю в этом отношении здесь... Положительно в неизвестности есть доля хорошего...
В разговоре с француженкой он то и дело употреблял фразу: мы штатские...
Наконец надоело... Сходим мы вниз по лестнице... Вдруг интернациональная девица догоняет нас сверху.
— У меня к вам просьба!.. — начинает она.
— Какая?..
89
Преуспевающему буржуа. (Ред.)
— Позвольте с нашей труппой приехать к вам и дать несколько концертов...
— Это куда же ко мне? За кого вы меня принимаете?
— О, mon general... Мы все вас знаем... Вы — генерал Скобелев, Ак-паша.
— Мы, кажется, разыграли сцену из «Птичек певчих», — обратился ко мне Скобелев. — Вот тебе и вся прелесть инкогнито!..
На безделье, как и всегда у него, впрочем, уходило мало времени. С утра до ночи он со своими офицерами рекогносцировал позиции вокруг Константинополя, объезжал свои войска, делал манёвры, примерные атаки, занимался организацией несколько растрёпанных в походах полков и, спустя самый непродолжительный срок, довёл их опять до блестящего состояния. Потом, когда всё кругом болело тифом и лихорадками, один скобелевский отряд не давал ничего лазаретам... Стоило только где-нибудь показаться болезни, чтобы Скобелев сейчас же появлялся там, поднимал врачей и ставил на ноги весь медицинский персонал. Места расположения его солдат всегда были образцом по тому порядку, который царствовал в них. Всё было предусмотрено. Совершенно оправившиеся люди готовы были опять к дальнейшим подвигам.
— Нельзя успокаиваться, господа... Будет время отдыхать потом... А теперь зорко смотрите вокруг!
Между прочим, тогда же я слышал одну очень меткую фразу.
— Что делает Скобелев?.. — спрашиваю у какого-то солдата.
— А ён, как кот округ мышеловки, у этого самого Константинополя ходит... То лапкой его пощупает, то так потрётся...
— Я очень боюсь одного... — говорил один из влиятельных в армии генералов.
— Чего?
— Да как бы Скобелев нам бенефиса не устроил.