Белые волки Перуна
Шрифт:
– Добро, взятое из Луцева городка, надо продать местным, - предложил Ратибор.
– И за полон с них взять выкуп, а там пусть как хотят с ними поступают - хоть продают, хоть на волю выпускают.
– А согласятся?
– засомневался Сновид.
– А отчего не согласиться-то, - удивился Ратибор.
– Мы с них дорого не возьмём.
Местная старшина поняла не сразу, что от неё требуют настырные пришельцы. Четыре обросших шерстью кряжистых лива долго таращили глаза сначала на плешан, потом друг на друга. В конце концов, пришельцы могли всё взять, ничего взамен не
– Мы уйдём на двух ладьях, что стоят у пристани, - втолковывал им Ладомир.
– Вам оставим весь обоз и весь полон. А если вздумаете упрямиться, то подпалю городок Стрибогу на потеху.
Ладомир цену назвал - ливы крякнули. Один, знавший славянское наречье, вздумал, было, спорить, но плешанский воевода пресек этот спор в зародыше:
– Обоз, что у вас остаётся, ценой в два раза больше. Продадите добро купцам, так ещё в большом барыше останетесь.
Самое смешное, что Ладомир говорил правду. Но и ливов можно было понять. Не верили они, что взявший город воевода вместо того, чтобы разорить горожан, хлопочет об их прибыли. Такого и в прежние времена не бывало, а в нынешние с чего бы. Ладомиру ещё дважды пришлось грозить ливам, что спалит он их город, прежде чем те взялись за ум и подтвердили ряд.
В этом городке плешане просидели две семидницы, а уж когда припекло солнышко, ударили по воде вёслами.
– Коней вместо ладей оставляю, - сказал Ладомир ливам.
– Сотня коней стоит двух ладей.
Об этом никто и не спорил, но провожали ливы незваных гостей от пристани в большом недоумении. Облегчение тоже было. Как-то до последнего не верилось, что уйдут постояльцы миром, не обобрав хозяев. Случай доселе неслыханный ни в землях ливов, ни в землях окрестных племён. Чтобы сначала город напуском брали, а потом, одарив хозяев, уходили.
Ладомиру не доводилось плавать по морю, а потому и сомнение его брало, как бы не заблудиться в его безбрежных просторах. Но Бречислав держался уверенно и заверял воеводу, что без особых хлопот доведет ладьи до устья Двины. Хлопоты, однако, случились ещё до того, как гребанули вёслами морскую воду. Хорошо еще, что глазастый Пересвет издалека разглядел чужую ладью, и Ладомир из предосторожности велел укрыться в ближайшей протоке. Уж очень хищной птицей смотрелась буквально летящая над водой деревянная красавица. И по тому, как ладья ударила бортом в пристань случившегося на пути городка, плешане определили без труда - пришли грабить.
К городку плешане подобрались берегом, оставив ладьи в протоке, и затаились в зарослях, с интересом наблюдая за действиями чужих людей. Город был раза в два покрупнее Плеши, но и насильники оказались людьми хваткими - и пали на пристань внезапно, и в воротах оказались расторопнее местных сторожей. Поток одетых в доспехи и рогатые шлёмы мечников хлынул в город, сметая с пути всё живое.
– Нурманы, - пояснил Бречислав.
– А ладья-то у них не чета нашим, такая по воде летит быстрее, чем птица по воздуху.
У красавицы ладьи в сторожах остались пятеро. Даже если и вздумают они кричать, завидев чужаков, то их никто не услышит за шумом битвы.
– Возьмём ладью, - стоял на своём Бречислав.
– Перегрузим добро, и поминай, как звали.
Нурманов у ладьи сняли без большого шума, подобравшись незамеченными почти вплотную. Только и успели раззявы открыть от удивления рты, а для крика времени им Волки не дали. У стоящей рядом торговой ладьи пробили секирами дно, а после, сев на вёсла чужого бела лебедя, легко отвалили от пристани. Судя по шуму за тыном, далеко не всё ладно складывалось у нурманов - похоже, опамятовавшие после внезапного нападения ливы давали им нешуточный отпор.
Чужую ладью угнали в протоку и там перегрузили полученное с ливов серебро и свои нехитрые пожитки. В нурманской ладье нашли не только кучу золота, но и заросшего грязной бородёнкой человека во вретище, которое, если судить по яркому цвету, ещё недавно было богатым кафтаном.
– Ты, чей будешь? – спросил его Ладомир.
– Горазд, купец из Новгорода.
– Повезло тебе купец, что на нас нарвался.
На средину реки выплыли уже не таясь, и дружно вспенили воду вёслами. По пристани метались как заполошные нурманы и что-то кричали на непонятном языке.
– Это ярл Гонгульф, - указал Горазд на бритоголового великана, у которого, как уверял Пересвет, даже пена выступила на губах.
Да и было от чего злобиться - такой быстроходной ладьи Ладомиру видеть ещё не доводилось.
– Не ладья - птица, - ликовал Бречислав, твёрдой рукой удерживающий кормовое весло.
Городок ливов вместе с беснующимися на пристани нурманами быстро таял в дымке плывущего с серых берегов тумана. Ладомир хмыкнул и с удовольствием постучал по кормовому настилу отсыревшими сапогами.
– Товар-то твой здесь припрятан, новгородец?
– спросил он у Горазда.
– А то чей же, - горестно вздохнул тот.
– И ладью у меня отобрали. Хорошая была ладья.
– Лучше этой?
– спросил любопытный Бречислав.
– Это боевой драккар, предназначенный для разбоя, - покачал головой новгородец.
– А я человек мирный, торговый.
– А кто отобрал твою ладью?
– Вилянцы. Они моим добром расплатились с ярлом Гонгульфом. Так-то тут поступают с гостями. А ещё клялись князю Владимиру в верности. Конечно, ярл Гонгульф взял бы товар и без спросу, уж коли перед ним открыли ворота, но и старшина вилянская могла бы меня не разорять до нитки. А людей моих и вовсе похолопили в отместку за то, что князь Владимир побил Луца.
– Не пошёл, значит, впрок ливам княжий урок, - жёстко усмехнулся Ладомир.
– Ну, за это с них будет спрошено.
Горазду только этого и надобно, неспроста же он жаловался воеводе, а потому и зачастил он скороговоркой, боясь упустить главное:
– К Виляне подойдём в сумерках, никто не разберётся впопыхах, что в драккаре подмена. А уж как войдём за стены, тут твоя полная воля воевода. И золото бери, и серебро, и солнечный камень, и рыбью кость - она в цене повсеместно. А в землях фряжских тем более.