Белые волки. Часть 2. Эльза
Шрифт:
— Как тебя зовут? — наконец бросил он.
— Алан, — убедившись, что лед тронулся и тон разговора изменился, тот даже не стал скрывать довольной ухмылки.
— Сколько тебе лет, Алан?
— Я младше тебя где-то на два или три года. Что лишний раз доказывает, как некрасиво поступил наш дорогой отец, закрутив роман практически одновременно и с твоей, и с моей матерью. У тебя ведь, кажется, есть еще родные брат и сестра? — он покачал головой и вздохнул. — Как же нас много…
— Нет никаких "нас", — Димитрий смерил его взглядом. — Моей семьи не касаются те, кого Виттор наплодил вне брака. Он — известный любитель сунуть в каждую свободную дырку. Почему бы тебе не пойти и не броситься к нему на грудь в поисках любви и
Глаза Алана впервые за все время перестали лучиться дружелюбием и полыхнули злобой. Словно смертельный, выжигающий все живое огонь на мгновение прокатился по комнате, заставив вздрогнуть и без того довольно напуганного Яна, и растворился в воздухе, не причинив никому вреда. Только чуткий нюх Димитрия уловил слабый запах гари, а небольшие волоски на руке, поднятой со стаканом к груди, оплавились.
И тут догадка пришла сама собой.
— Ты…
— Ведьмак, — со скучающим видом подсказал Алан, сделал ленивое движение пальцами, и стакан в ладони Димитрия лопнул, рассыпался дождем осколков и брызг. — Собственно, это и помогло мне перестать быть волком. Магия оборотничества противоположна ведьминской, в одном теле сочетать их нельзя. Как видишь, я пришел к тебе не как слабый попрошайка, желающий прибиться к более сильному и влиятельному родственнику. Я пришел тебе, как партнер — к партнеру.
Он вернулся обратно к креслу и уселся, закинув ногу на ногу, пока Димитрий стряхивал с мокрой руки куски стекла. Глянул на старшего брата уже без притворства, цепко и расчетливо, как готовый к броску зверь, выслеживающий добычу.
— Я не ищу отцовской любви, как ты мог подумать. Скажу тебе больше: я ненавижу этого старого ублюдка. Все хорошее, что должен чувствовать ребенок к родителю, во мне давно перегорело. Всю жизнь я не мог понять, почему он заставил мою мать родить меня, если я был ему не нужен? Только как средство управлять ею? Неужели он не понимает, что я — живой человек со своими горестями и радостями? Неужели я для него — как вещь, сегодня достал с полки, а завтра задвинул обратно? Неужели он не любит меня только потому, что я родился не таким, как надо? Не таким, как ему хотелось? Разве тебя никогда не посещали подобные мысли?
Димитрий слизнул кровь, выступившую на пальце в том месте, где его рассек осколок, и промолчал. Его лицо оставалось непроницаемым.
— Почему, папа? — продолжил Алан, и его скрюченные пальцы впились в подлокотники кресла, а губы скривились, обнажая ровные белые зубы. — Вот что я всегда хотел спросить у него. Почему ты меня не замечаешь? Почему я недостоин тебя? Почему ты даришь свое внимание каким-то другим детям, а не мне? Почему? Почему?
— Он тебе не ответит.
— Конечно он мне не ответит, — фыркнул Алан, перестав царапать подлокотники. — Поэтому я и не собираюсь разговаривать с ним. Ты хотя бы носишь его фамилию, меня он отказался даже признать официально. После этого, знаешь ли, не до задушевных бесед.
— Ян, подай гостям вина, — бросил в сторону Димитрий, но его взгляд оставался прикованным к человеку, сидящему в кресле. — Так в чем цель нашего знакомства?
— Я хочу ему доказать, — Алан жестом отказался от предложенного бокала, — хочу доказать, как он ошибался, когда посчитал меня отбросом, выродком, ничтожеством, недостойным носить звание наследника. Хочу взлететь так высоко, чтобы ему пришлось смотреть на меня, задрав голову. И тогда, когда я стану уважаемым человеком, когда все захотят со мной дружить, я буду игнорировать его и не замечать так же, как он игнорировал и не замечал меня. Мама не поддерживает мою идею, она и мое знакомство с тобой бы не одобрила, поэтому пришлось действовать тайком на свой страх и риск. Мне подумалось, что ты захотел бы разделить со мной сладкую месть и утереть нос нашему отцу, а вдвоем добиться цели гораздо проще.
Димитрий
— Я устал кому-то что-то доказывать, — наконец вполголоса произнес он. — И я привык рассчитывать только на себя. Если захочу отомстить кому-то — справлюсь сам.
— Сам? — Алан вскинул бровь, а затем рассмеялся. — Сам? Ты всерьез считаешь, что все это время жил сам по себе? Никогда не задумывался, почему тебя приняли в этот темпл? Приняли буквально с распростертыми объятиями, как родного? Почему тут нашлось и место, и занятие для тебя? То самое, которое сделало тебя богатым? А твой помощник? Ты принял как само собой разумеющееся, что кто-то пожелал служить тебе, когда все от тебя отказались?
Лицо Димитрия стало каменным. Он повернулся к Яну, топтавшемуся у дверей, и остановил на нем пронзительный взгляд.
— Братишка, я серьезно не знал… — побледнел и забормотал тот, прижимая руки к груди в жесте искреннего признания, — я не помню, кто именно подошел ко мне и попросил отыскать тебя… сестренка болела… мне же обещали, что поправится… а потом мы с тобой так сдружились…
— Моя мама вылечила ее, — кивнул Алан. — Она — потомственная знахарка. Мы знали о твоей жизненной истории, о жестоких убийствах, которые ты совершал. Следили за тобой все эти годы. И невидимой, но заботливой рукой помогали. Мы жалели тебя, брат, потому что даже такое чудовище, как ты, достойно любви и жалости от тех, кто тебя понимает. Поэтому не говори больше мне, что ты не привык ни на кого полагаться.
— Темный бог меня поцеловал, — процедил Димитрий, отворачиваясь от Яна с таким видом, что тот совсем спал с лица.
— Темный бог… — опять развеселился Алан, — как человек, особо приближенный, могу ответственно заявить: темный бог только смотрит. Делают — люди.
— И что же я теперь должен сделать? — сложил руки на груди Димитрий.
— Стать первым лицом государства. А мы, ведьмы Цирховии, готовы тебе в этом помочь.
По жесту Алана молчаливые и неподвижные прежде женщины вскочили со своих мест и упали на колени. Димитрий обвел взглядом их склоненные в позе покорности головы.
— Первое лицо государства — канцлер.
— Поэтому мы убьем канцлера, — охотно подхватил Алан.
— У него есть наследники престола. Семья и дети.
— Мы убьем и его семью, и его детей.
Губы Димитрия растянулись в слабой недоверчивой улыбке.
— Зачем тогда тебе я? С твоей ведьминской силой ты прекрасно справишься сам.
— Из-за твоего родства с ним, — пожал плечами Алан. — Твоя мать является дальней родственницей правящей ветви, а в нашей стране нет ничего сильнее кровных связей. После смерти основных властьимущих, твое восхождение будет выглядеть самым естественным решением проблемы. Мне это, увы, не светит. Даже мое рождение от Виттора тут не поможет. Я, конечно, могу уничтожить особо языкастых, но всех, всю страну, красиво нагнуть не смогу. К тому же, стоит другим странам узнать, что у нас нарушилось престолонаследие, как сразу подтянутся захватчики. Нет, дополнительные конкуренты нам ни к чему. Тут требуется поступить аккуратно и изящно, чтобы комар носа не подточил. Вот зачем мне нужен ты.
Он вскочил с места, подбежал к Димитрию и схватил того за плечи, с жаром заглядывая в глаза.
— Этот союз будет выгоден нам обоим, брат. Во-первых, мы все же утрем нос отцу. Во-вторых, ты будешь владеть страной, целой страной, ты только подумай. Ну а я… я скромно буду стоять рядом с тобой и наслаждаться званием твоей правой руки. Согласись, это невеликая плата за помощь.
Димитрий улыбнулся шире и тоже положил ладони Алану на плечи.
— А что, если я не хочу владеть страной, брат? — подражая взволнованному голосу собеседника, передразнил он. — Что, если меня устраивает мое нынешнее место? Ты ведь даже не спросил, чего я хочу. Но я тебе отвечу: покоя. Я хочу, чтобы меня все оставили в покое.