Белые волки. Часть 3. Эльза
Шрифт:
Эльза так расстроилась от этих мыслей, что на следующий день была сама не своя. Она решила приготовить для Алекса примирительный ужин. Светлые праздники царили в столице шире, чем недавний снегопад, плохо проводить такие дни в ссорах. Ей хочется мира, покоя на душе, мечтается обнять дочь и жить втроем их маленькой семьей. А если Алекс и виноват в прошлом… как бы так сделать, чтобы не вспоминать плохое?
Она думала и думала, хозяйничая на кухне, а руки сами мыли и резали овощи, смешивали соус и приправы, обрабатывали и складывали в горшочки мясо. Эльза поставила все в духовку, накрыла
Святая молчала, и зелень никак не желала сходить с ее лица. Ничего, надо просто верить и ждать.
Вернувшись и обнаружив накрытый стол, Алекс смутился и даже извинился за вчерашнее поведение. Эльза просто обняла его: к чему ворошить прошлое? Они поздравили друг друга с праздником и приступили к ужину.
— Ну как? — рассеянно поинтересовалась она, подперев кулаком щеку и ковыряя вилкой в своей тарелке.
Запах отчего-то не вызывал аппетита, а может, виной тому были ее тяжелые мысли. Алекс закинул в рот кусок, прожевал, слегка покраснел и ответил:
— Очень вкусно.
— Правда? — вяло удивилась Эльза и для приличия тоже попробовала кусочек.
И едва сдержалась, чтобы не сплюнуть все обратно. Мясо подгорело и вышло жестким, как подошва, к тому же руки и разум подвели ее, и Эльза умудрилась пересолить, переперчить, перелить специй так, что блюдо скорее напоминало отраву. Она медленно подняла взгляд на Алекса: тот наколол на вилку новую порцию и принялся с видимым трудом пережевывать, но, заметив интерес Эльзы к процессу, растянул губы в улыбке.
— Правда, вкусно? — недоверчиво переспросила она.
— Угу, — кивнул Алекс.
— Положить тебе добавки, когда все съешь?
Он покраснел еще больше, схватил со стола бокал вина и залпом выпил.
— Конечно, моя девочка. У тебя все замечательно получилось.
Еще некоторое время Эльза смотрела на мучительные попытки Алекса сохранять лицо, а затем вздохнула:
— Алекс?
— М-м-м? — приподнял он бровь.
— Все мужчины такие дураки, когда любят, или ты мне в одном экземпляре достался?
— В одном, — уверенно заявил он и снова глотнул вина, глянул настороженно: — А что, так заметно, что дурак?
— Ага, — счастливо улыбнулась Эльза. — Выплюнь все, что не успел проглотить. Это же есть невозможно. У тебя же несварение кишок будет и придется вызывать доктора.
— У меня оборотническое самоизлечение, — тоже улыбнулся он, но вилку отложил с заметным облегчением. — К тому же, ты ведь так старалась. Для меня. А я вчера наорал…
— Наорал, — не стала спорить Эльза и пересела к нему на колени, повинуясь приглашению его руки. Обвила шею и заглянула в глаза, близко-близко, как в глубокое озеро: — Но ты ведь не со зла. — Непрошеные мысли снова вернулись, и стало страшно, и в то же время не спросить уже не могла: — Скажи, ты когда-нибудь бил меня, Алекс? Тогда, в прошлом, хоть один раз? Бил?
Он долго смотрел на нее и молчал. Так долго, что Эльза уже хотела передумать. Решила попросить его оставить этот вопрос без ответа. Остаются же многие вопросы без ответа, почему бы не позабыть этот? Но Алекс произнес вполголоса:
— Да.
Словно крохотная льдинка впилась ей в грудь.
— А вчера хотел ударить? Ну, когда рассердился?
Алекс только покачал головой, и Эльза перевела дыхание. Ведь где-то глубоко внутри она для себя уже решила, кем хочет видеть его тогда, в прошлом. Он избавил ее от неизлечимой болезни, рисковал жизнью, когда ведьма пришла за ней в его дом, помог обрести брата.
Он бил ее. Все-таки ей не стоит это вспоминать.
Ночью им обоим не спалось. Эльза положила голову на плечо Алекса, закинула ногу на его бедро, а рукой провела по груди — ее белая кожа против его смугловатой. Лунный свет заглядывал в их спальню, тени от веток плясали на полу. Где-то далеко в прихожей часы отмеряли время. Алекс задумчиво тронул ее ладонь, погладил в середине, Эльза распрямила пальцы и сравнила с его: ее рука казалась гораздо меньше. Она вспомнила, каким огромным он становился в волчьем обличье, просто громадным, свирепым, с лохматой бурой шерстью и длинными когтями и клыками. В таком виде Алекс взял ее во время оборота в полнолуние, но не поранил и не убил. Как же он мог обидеть ее раньше? Почему ей так трудно разобраться в нем?
— Ты не рассказываешь мне, из-за чего мы расстались, — проговорила Эльза, — но о том, как жил после нашего расставания, можешь рассказать?
— Да нечего там рассказывать, — пожал плечами Алекс. — Я много работал. Очень много. Надо было куда-то деть волчьи силы, вот и строил карьеру. Иногда даже ночевал в кабинете, чтобы утром сразу к делам приступить.
— Так работа нравилась? — с пониманием кивнула она.
Алекс усмехнулся, погладил Эльзу по голому плечу, чуть стиснул у своей груди.
— Да, девочка моя. Работа нравилась. Любимая работа у меня, ты же знаешь. К тому же, ничего не мешало. Мать умерла, дома можно было сутками не появляться.
— Умерла? Как жаль… — огорчилась Эльза. — А почему? Болела?
— Нет. Сердце не выдержало, когда все узнала. Про меня, про то, что я сделал. Меня ведь судить должны были, Эль. За тебя. И наказать по всей строгости. А она так отца любила, всегда им восхищалась, в пример ставила. Он жил, как герой, умер, как герой, а я…
В голосе Алекса зазвучало презрение, а она, сама себя не понимая, поднялась на локте, обхватила его лицо, поцеловала. Зачем целовать того, кто заслуженно виноват? Она не знала. "Ты сломала мне жизнь, Эльза", — сказал ей Алекс не так давно. Конечно, тогда он просто сильно напился и вряд ли понимал, что несет, но слова врезались в память хуже острых ножей. А что, если, и правда, сломала?
Из воспоминаний нахлынул новый образ. Кто-то другой уже говорил это раньше: "Зачем ты только родилась, Эльза? Ты сломала мне жизнь". Что же она за камень преткновения такой?
— А тебя наказали? — спросила она тихонько, спрятав лицо на груди Алекса. — За преступление?
— Нет, — он мотнул головой. — Если б такое случилось, о карьере в полиции и речи бы не шло. Мне просто повезло, что твой отец не стал выдвигать обвинение. Твои родители злились на меня, ненавидели меня, но этим все и ограничилось.