Белым по черному
Шрифт:
— А Оля в курсе, что она летом замуж выходит? Ей нужно учиться. В идеале, если бы вы подождали ещё года два… Но ты ждать не станешь. Я прав?
— Смысл? Бегать друг к другу на свидания, тратить кучу времени на дорогу? Это выматывает, проще возвращаться каждый день к любимому человеку, к семье. Оля будет учиться, куда она денется. — Михаил откинулся на спинку дивана и закинул ногу на ногу. — Образование и самореализация для меня всегда были и есть в приоритете. Я не собираюсь вешать на неё дом. Если будет нужно, я найму людей, которые будут заниматься готовкой, уборкой и т. д. Речь не об этом, меня больше волнует, что ни у меня, ни
— В твоей порядочности я не сомневаюсь. Оля росла в полной семье… Или ты знаешь про то, что случилось с Мариной? Оля рассказала?
— Нет, не Оля. Вы пригрели змею, а она тяпнула.
Михаил наблюдал за сменой эмоций на лице Сергея.
— Регина? Можешь не продолжать. Догадываюсь, что она наговорила. Миша, я никому и никогда не позволял обижать мою дочь, кроме ситуаций, о которых я просто не знал. Да, Регина с Людой нас крепко подставили. Я ведь её жалел, почти как к родной относился. Я её, да и Люду, знал с рождения почти. Наверно, иногда мы в людях видим то, что хотим видеть, и подменяем реальность иллюзиями. Я прозрел, а Дима, оказывается, давно знал правду. Жалко, что молчал.
Михаил позволил пережить момент истины своему собеседнику и перешёл к вопросу, который интересовал его больше всего.
— Марине Семёновне на данном этапе можно как-то помочь? Пусть дорого или заграницей…
— Я тебя понимаю. Если проблему можно решить деньгами, то это не проблема, а расходы. Нет, Марина, конечно, инвалид и вторую группу имеет, но она сохранна. То есть у неё не пострадали профессиональные навыки, не ухудшилась память, она владеет почти одинаково обеими руками, и практически незаметно, что подтягивает ногу при ходьбе. Она сломалась где-то на уровне эмоций. Но с этим можно жить, я привык. Марина любит детей, я говорю про Диму и Олю. К Косте у неё несколько болезненное отношение. Он не выдержал и уехал. Миша, он уехал от матери в первую очередь, от её гиперопеки и нездорового внимания. Костя очень неплохой парень, что бы там Регина не говорила. Спасибо, что предложил помощь. Если бы была хоть малейшая возможность что-то исправить, как-то помочь Марине, я бы взял деньги и отправил жену на лечение не задумываясь.
— И устроились бы ещё в парочку похоронных агенств, чтоб вернуть деньги?
— И это ты знаешь…
Сергей улыбнулся, но его улыбка была скорее вымученной, чем естественной. В глазах блестели слёзы. А Миша подумал о том, сколько пришлось вынести этому человеку на своих плечах и не сломаться, продолжать любить женщину, которая перестала быть той, какой была прежде. Продолжать обеспечивать семью и оставаться отцом своим детям. Вырастить и воспитать их. Дать образование и путёвку в жизнь. Что он мог сказать, о чём попросить? Лишь бы не выматывал себя и жил. С него пример брать нужно.
— Знаю, — ответил Миша, — и воспринял, как удар под дых. Вы не молодой человек, и работать вот так, на износ, нельзя. Да и зачем! Мне не нужны эти деньги! Я их просто дал, чтобы подсобить, поддержать вас в первую очередь. Вы бы поступили точно так же на моём месте. Да, я не хотел, чтобы Оля на диване в гостиной спала. Вот такой я эгоист.
Сергей Владимирович посерьёзнел,
— Ну и перегибы у тебя! То есть ты об Оле заботился, а как при этом мне в душу плюнул — не подумал? Зачем ты балуешь моих женщин? Я могу их обеспечить всем необходимым. Удивляюсь, как Оля принимает твои подарки, про Марину я молчу, она не понимает, наверно. Радуется каждому знаку твоего внимания, как дитя.
Миша посерьёзнел и ответил, прямо глядя в глаза Сергею:
— Да не принимает Оля подарки! Я к женскому дню серьги с подвеской купил, ей пошли бы, но она не взяла. Теперь в сейфе лежат, придёт день — и наденет. Я же не первое попавшееся брал, а чтобы шло и нравилось и мне, и ей.
— Слово «нет» не понимаешь? — Сергей Владимирович пытался максимально чётко выразить свою позицию и пасовал перед искренностью Михаила. Миша же понимал, что сейчас идёт не борьба за превосходство, а единение душ, становление новых отношений, в которых нет места фальши и недоверию.
— Вы нужны Оле. Сильно нужны. Не надо гробить себя. Очень вас об этом прошу. Давайте я сейчас напечатаю документ, что материальных претензий к вам с Димой не имею, а вы останетесь работать только в Центре Хирургии? Ради Оли. Пожалуйста!
Воспользовавшись замешательством Сергея Владимировича, Михаил вызвал Анжелу и надиктовал ей текст расписки, потом подписал бумагу и послал помощницу к юристу заверить документ.
Сергей Владимирович только головой качал от непонимания и возмущения.
— Миша, а Миша, и откуда ты только такой свалился на нашу голову? Я ничего плохого не говорю про твою маму, но воспитывать тебя явно было некому. Я про мужское воспитание, если что.
— Некому, вы правы, вот и займитесь. Я ж не против.
Они долго смотрели в глаза друг другу. И в какой-то момент поняли, что на одной стороне и нет между ними противоречий. Оба глянули на часы. Рабочий день закончился, в офисе делать больше нечего, и Сергей Владимирович засобирался домой.
Миша же радовался, как ловко он переупрямил своего будущего тестя, и слово с него взял, что в похоронных агентствах тот работать не будет. Была бы у Сергея хоть специальность какая человеческая, Михаил бы ему работу в своей компании придумал и платил бы так, чтоб на всё хватало. Но нет, патологоанатома на работу брать — анекдотично. Вот засада.
Оставалось отдать документ, но Анжела ещё не вернулась из юридического отдела.
Михаил попросил Сергея Владимировича подождать ещё пару минут. Звук поднимающегося лифта обнадёживал, и они оба вышли в приёмную, но когда двери открылись, из них появилась вовсе не Анжела, а Дима, держащий за руку девочку лет восьми.
Увидев Мишу, девочка вырвала руку у оторопевшего Дмитрия и поскакала вприпрыжку к Михаилу. Обняла его и, подняв радостную мордашку со следами недавних слёз, проговорила:
— Дядя Миша, хочешь, я тебя с Димой познакомлю?
Миша поднял газа на Диму и Сергея Владимировича, оценил их молчаливый диалог и обратился к ребёнку:
— Вы откуда пришли, Полиша?
Она потянула Михаила на себя за галстук, заставила наклониться и громко зашептала ему на ухо:
— У меня болел зуб, с бабулей я к доктору идти не захотела, а с Димой пошла. Он хороший, добрый, мне нравится с ним играть, и я очень хочу, чтобы он был моим папой.
— А он согласен? Или ты у него не спрашивала? — Михаил еле сдерживал смех.