Белый Дух
Шрифт:
Карл Рейтер не сразу узнал в ней Герду Хольман, настолько изменилось её лицо. Глаза её смотрели не в зал, а куда-то сквозь него, они были полны нетерпеливого ожидания.
«О чём она думает сейчас? Вспоминает ли о прошедшем? Догадывается ли о том, кто стоит за её бесславной кончиной?»
Палач шагнул к Герде и, положив большую руку женщине на плечо, подвёл её к вертикально стоявшей доске, в которой имелась выдолбленная на уровне головы большая впадина. Герда повиновалась. Он прижал её голову к впадине, и в следующее мгновение два его подручных опрокинули Герду вместе с доской, которая была прикреплена к шарнирам и
«Интересно, она узнала меня? Какое чудесное было у неё тело, но сейчас она выглядит совершенно иначе. Неужели наш облик так сильно меняется из-за вывернутых назад рук? Герда… Ты была настоящей женщиной, но была и фанатичной партийной стервой. Нет, нельзя было оставлять тебя», – думал Рейтер.
Палач нажал на кнопку. Нож со свистом скользнул вниз. Голова Герды Хольман упала в подставленную корзину, а тело её, не будучи привязанным к доске, вздёрнулось, забилось в конвульсиях. Торс поднялся. Ноги затряслись, с них по очереди свалились деревянные сандалии, издав громкий стук о цементный пол. Из разрубленного горла высокой дугой вверх хлынула кровь.
«Вот и всё. Теперь ты будешь ждать меня там… Теперь ты, может быть, даже вернёшься в то далёкое прошлое, которое послужило причиной нашей нынешней страсти… А я буду здесь».
Ему внезапно сделалось нестерпимо одиноко.
«Мне надо немедленно увидеться с Марией… Больше у меня никого не осталось…»
Он поднял глаза к гильотине. Кровь сливалась в специальный сток. Штора задёрнулась. Послышалось громыхание доски, звук подтаскиваемого гроба.
«Я слышал, что гробы для этих казнённых делают на двадцать сантиметров короче обычных. Экономят материалы на отрубленных головах».
Он провалился в себя, не видя и не слыша ничего…
После десятой казни занавес задёрнулся окончательно.
– Не пойду больше сюда, – сказал Клейст, поднимаясь со стула и надевая фуражку. – Нудное и бесполезное зрелище. Не представляю, кому вообще пришло в голову приглашать сюда гостей. Мне хватает кровопусканий на работе. Развлечения должны отличаться от службы, чёрт возьми!
– А что здесь делает священник? – спросил Рейтер.
– Понятия не имею. – Клейст пожал плечами, пришитый к рукаву серебряный орёл вспыхнул, попав в луч света. – Партия ведёт яростную антицерковную пропаганду, Борман считает христианство главным врагом нацизма после коммунистов, а тут торчит священник! Какая-то чушь!
– Ты хотел поговорить о чём-то со мной, Фридрих?
– Давай отложим это на другой раз, теперь я что-то не в духе. Может, заглянем куда-нибудь? Выпьем? Ты что-то совсем плохо выглядишь сегодня, на себя не похож.
– Хочется перемен.
– В какую сторону?
– В сторону дикости… Удрать бы в горы, сесть верхом на коня…
– Вспомнил наши детские игры в индейцев? – засмеялся Клейст.
– Когда-то я был воином, – взгляд Карла затуманился, – настоящим воином. На моём счету было много подвигов, кровавых подвигов. Я был отважен, горяч. Теперь же я превратился в научного червя. Мне нравится это, однако я не могу отказаться от моей работы, меня словно паутиной опутало, привязало к моим исследованиям… Как мне не хватает действия! Как мне не хватает моего прошлого!
– Я тоже часто вспоминаю начало нашего пути. Мы с тобой славно потрудились в Ночь длинных ножей. И наши усилия не пропали зря. Те дни уже вписаны в историю человечества, никто никогда не вычеркнет их… Мы вовремя взялись за оружие, Карл, в самый нужный момент. Помедли мы хоть несколько дней, Рём пустил бы на нас своих штурмовиков, а ведь они превосходили нас численностью… Ха-ха, ты помнишь, как эти вонючие гомосексуалисты кувыркались в кровати, когда мы стреляли по ним, как по жирным свиньям? Да, славное было время, стремительное, победное.
– Я говорю не о том, Фридрих, не о расправе над штурмовиками, и даже не о Германии. Я веду речь о далёком прошлом. Иногда мне кажется, что моё сердце осталось там, среди искрящихся снежных гор, в зелёных долинах…
– Не понимаю, когда ты говоришь загадками. Твоя голова забита дурацкими исследованиями. Ты совсем оторвался от действительности.
– Может быть, может быть… Меня никогда никто не понимал Я всегда был одиночкой. – Он рассеянно посмотрел на Клейста. – У меня даже имя такое было – Одиночка…
Тропа испытаний
Медведь появился внезапно, будто караулил человека. Он был огромный, весь в свалявшейся шерсти, раздражённый своим преждевременным пробуждением после зимней спячки. Он выбежал из кустов и сразу кинулся на Крапчатого Ястреба, отталкиваясь от земли сразу четырьмя лапами. Индеец оглянулся. Он отошёл от стойбища на сотню шагов, не дальше, но вряд ли кто-нибудь подоспел бы на выручку, никто не видел его.
Но вот в поле его зрения попал Одиночка. Крапчатый Ястреб отчаянно закричал, и Одиночка быстро повернул голову. Он увидел медведя, но не двинулся, оставил своего соперника один на один с могучим хищником.
Крапчатый Ястреб выхватил нож и приготовился к схватке. Он успел уклониться, когда зверь поднялся на задние лапы и нанёс удар обеими передними, громко клацнув при этом огромными клыками. Лезвие полоснуло медведя по шее, но не причинило вреда, только шаркнуло по жёсткой шкуре. Хищник мгновенно сгруппировался, заревел, прытко развернулся и, разинув пасть, вздёрнул скользкую чёрную губу. Крапчатый Ястреб попытался снова увернуться, но тяжёлая лапа легко сбила его с ног. Длинные когти вырвали из бедра клок мяса. Крапчатый Ястреб сумел ткнуть медведя в грудь ножом, однако свирепое животное не обратило внимание на рану и, подмяв под себя человека, сомкнуло челюсти на его лице…
Когда из деревни прибежали люди, медведь вперевалку уходил прочь, таща за собой оторванную ногу Крапчатого Ястреба. Изорванное тело индейца лежало в жидкой грязи среди отпечатков медвежьих лап…
Увидев голову с обкусанным лицом, Мари лишилась чувств. Очнулась она в палатке. Где-то стучал бубен, кто-то заунывно тянул погребальную песню. Мари медленно, испытывая небывалую слабость в коленях, выбралась из палатки. Неподалёку собралась толпа, на земле лежали в луже крови останки её мужа, завёрнутые в бизонью шкуру. Мари опустилась на корточки и обхватила голову руками. После долгих церемоний изуродованное тело плотно завернули в шкуру бизона, перетянули кожаными ремнями и отвезли к раскидистому дереву на холмистом берегу реки, где поместили на горизонтальных ветвях и только после этого оставили в покое.