Белый Дух
Шрифт:
– Фройляйн, это не в моих силах. – Он шагнул к ней и проговорил ей в самое ухо, чтобы никто другой не мог услышать его: – Неужели вы настолько глупы, что верите в способность человека решать что-то самостоятельно? Мы же с вами – куклы! Безвольные куклы! Я только исполняю, но не решаю ничего…
Он отодвинулся от Герды и погладил её по щеке вспотевшей ладонью.
– Прощайте…
Когда день казни был определён, Герду Хольман поместили в особую камеру, находившуюся в подвале. Тесное и холодное помещение скудно освещалось лампой, которая находилась в отверстии для вентиляции над дверью и почти не давала света. Этот свет угнетал Герду, она то и дело поднимала голову к лампе, глядя на неё с такой ненавистью, что человек от такого взгляда испытал бы ужас. Герда хотела остаться в темноте, но выключатель находился в коридоре, свет горел постоянно.
С тех пор как её перевели из здания гестапо в Плётцензее, никто не допрашивал её. Несколько раз к ней приходили какие-то люди, уточняли зачем-то данные её биографии, словно желая удостовериться, та ли она Герда Хольман, которую предстояло казнить.
– Как я умру? – спросила она однажды.
Зашедший к ней мужчина, одетый в тёмно-серый костюм, долго молчал, глядя на неё, затем ответил:
– Вас обезглавят. [14]
– Отрубят голову? Разве не расстреляют?
14
«В догитлеровские времена орудием палача был большой тяжёлый топор с очень широким лезвием. Обезглавливание проходило во дворе перед зданием тюрьмы, где помещались камеры смертников. Но при неудержимом росте числа казней стало трудно обходиться топором. Уже в конце 1933 года Гитлер заказал 20 гильотин. Их построили заключённые тюрьмы Тегель. С конца 1939 года гильотины были введены вместо топора повсеместно» (Мельников Д., Чёрная Л. Тайны гестапо. Империя смерти).
– Вас что-то не устраивает? Уверяю вас, это очень быстрая процедура.
– Скажите, вы имеете отношение к руководству?
Он кивнул.
– Почему меня не допрашивали? Разве министерство юстиции Рейха может допустить такое отношение к арестованным? Ведь я ни в чём не виновата, меня схватили без всякой причины. Как член партии и член СС я имею право…
– Всё это в прошлом, фройляйн, – ответил посетитель вежливо. – Теперь вы приговорены, у вас нет регалий, званий, у вас нет ничего, кроме головы, с которой вам предстоит расстаться.
– Неужели никто не выступил в мою защиту? Неужели штандартенфюрер Рейтер ни разу не справился обо мне?
– Не знаю. – Он вышел.
Дверь громко хлопнула, лязгнул засов, загремел ключ в замочной скважине.
– Отрубят голову, – повторила Герда.
Она бессильно опустилась на цементный пол и заплакала.
– Боже, как хочется жить! Как мне хочется жить! Выпустите меня отсюда! Отстаньте от меня!
Она забилась в истерике, затем успокоилась и весь день лежала неподвижно.
На следующее утро к ней пришёл цирюльник с ассистентом. Они велели Герде сесть на стул и быстро, с удивительной лёгкостью, обрили ей голову наголо.
– Зачем? – спросила она равнодушно.
– Так положено.
Через час пришли ещё несколько человек и надели на Герду деревянные сандалии.
– Что за чушь? – по-прежнему бесцветно поинтересовалась Герда.
– Теперь снимите рубаху.
Она повиновалась. Надзиратель не удержался и потрогал её за голую грудь.
– Шикарная сиська, – улыбнулся он.
– Повернитесь спиной, – велел другой.
Герда вяло выполнила его указание. Он тут же свёл её руки сзади и защёлкнул наручники на запястьях.
– Значит, пришло время? – чуть оживившись, спросила она.
– Да, через полчаса вас поведут.
– Наконец-то, – громко вздохнула она. – Как невыносимо бывает ожидание. Не думала, что когда-нибудь буду жаждать смерти, а вот теперь жду её с нетерпением. – Она говорила негромко, но очень отчётливо. – Сейчас наступают самые счастливые минуты… Самые счастливые… Волнение… Я трепещу, как перед первым поцелуем. Скоро случится главное! Главное!.. Никто из вас не понимает, что сейчас будет. Вы только куклы в чужих руках, а я теперь свободна… Какое счастье идти к свободе, не боясь, что кто-то отнимет её у тебя…
В ту минуту штандартенфюрер Рейтер уже вошёл на территорию тюрьмы и направился к специальному бараку для казней, располагавшемуся во дворике для прогулок в середине общего комплекса тюремных зданий. При входе в барак он протянул свой пригласительный билет охраннику. На билете было написано: «На месте казни германское приветствие не отдаётся».
Оказавшись внутри, Рейтер огляделся. Барак представлял собой помещение без окон площадью примерно восемь метров на десять, стены были кирпичные, пол – цементный. Из него вела дверь в морг, расположенный в дальнем конце. Барак был разделён на две части чёрным занавесом, который мог быстро раздвигаться и задвигаться, как в театре. Перед ним, почти в центре барака, располагался стол судьи, на котором между двумя высокими канделябрами с двенадцатью свечами каждый возвышалось серебряное распятие. Член Верховного апелляционного суда был одет в красную тогу, прокурор – в чёрную мантию, священник – в чёрную сутану, все чиновники из министерства юстиции облачились в зелёное сукно, гости от СС, как и полагалось членам этой организации, были в чёрных мундирах, только врач выбивался из тёмной массы присутствующих белизной своего халата. Чуть в стороне стоял палач, одетый в визитку, за его спиной сгрудились три помощника, тоже парадно одетые.
– Карл! – шагнул навстречу Рейтеру штандартенфюрер Клейст, его рыхлое лицо улыбалось. – Ты задерживаешься. Сейчас уже начнётся.
– Я всегда прихожу на представления с опозданием, – хмыкнул Рейтер, – зато никогда не опаздываю на работу.
– Твоя работоспособность известна всем. Но временами надо отдыхать от служебных дел.
Они заняли свои места.
– Я хотел поговорить с тобой, – сказал Клейст, склонившись к Рейтеру.
– Погоди, Фридрих. – Карл указал глазами на поднявшегося прокурора.
– Переговорим позже, – спокойно согласился Клейст.
Прокурор откашлялся и начал громко зачитывать приговор. Рейтер не слушал его, охваченный своими размышлениями. Он всегда был спокоен к виду смерти, ни разу в жизни в нём не шевельнулось жалости к жертвам, однако сейчас его угнетало сознание того, что он предал Герду, поддавшись внезапной панике. Да, Герда могла донести на него, но могла и промолчать о том приступе. Он же решил поспешить, чтобы отмести саму возможность каких-либо осложнений. Рейтер злился на себя из-за этих переживаний, но ничего не мог поделать. Воображение снова и снова рисовало её образ. Отправляясь на сегодняшнюю казнь, Карл надеялся кровавой сценой смыть всё, что ему мешало. Но теперь он испытывал необычайное волнение, тревогу и даже страх. Ему было страшно от одной мысли, что он увидит, как оборвётся жизнь женщины, которая будоражила в нём самые глубокие жизненные центры…
Прокурор закончил чтение приговора, обвёл взглядом присутствующих и сказал:
– Палач, приступайте к выполнению своих обязанностей.
Палач, не меняясь в лице, резким движением отдёрнул занавес. Пришитые к верхней кромке чёрной ткани стальные кольца скользнули по металлической перекладине, издав громкий скрежещущий звук, и занавес распахнулся. В ярко-жёлтом электрическом свете перед зрителями появилась гильотина. В нескольких шагах от неё стояла женщина, раздетая по пояс. Она неуверенно сделала шаг вперёд, громко стукнув деревянными сандалиями. У неё была наголо обрита голова, руки сведены за спину, из-за чего обнажённые крепкие груди неестественно выпятились.