Белый кафель, красный крест
Шрифт:
– Точно вроде. Я про хлороформ, йодоформ этот.
– А! Не, йодоформ, по-моему, не окисляется. Если не вру.
– Слушай, ну зачем женщин такой сука, ты мне скажи! Я ей всё, да, ресторан-шместоран, она мне – на хрен иди! Я так жить не буду, она виноватый, ты понял?! Ты меня зачем лечить привёз?
– Не засти, страдалец, задолбал. Я тебя не привёз, это он вот. Я тебя вообще урою сейчас, вместо лечения. Кстати, там, в зачёте, ещё эфиры есть, я вопросы видел. Гепатитом болел?
– Я? А, тьфу.. А что за эфиры, чего хотят?
– Да там вроде в общем виде всё, по верхам. На станции пролистаешь,
– Да ясно, что не мне.
– Деньги, ценности при себе есть?
– Слушай, я тебе денег дам! Да! Можешь забирать этот сука, што хочишь, с ней делай, вапще забирай совсем! Мне не надо, я жить не буду...
– Не, я со своей не знаю, что делать, а тут ещё и твоя. Дим, тебе не надо? Он и денег даст.
– Нах, у меня зачёт завтра. Нет, сегодня.
– Слышь, нам обоим не надо, сам разбирайся. Переодевайся вон, в халат и тапочки.
– А ты вечером что сегодня? Да не ты! Ты вечером в дурке будешь, если не заткнёшься.
– Я на сейшн, Гриша-Шлягер из Ферганы вернулся.
– А-а... не, мы в общаге бухаем, там день рождения у кого-то, подъезжай после сейшена.
– Если не убьюсь в умат с устатку – подгребу. Вечером ещё лабу по физиологии отрабатывать, зараза.
– Ну, лады, в полдевятого в кофейне.
– Давай. Сопроводиловку оставь только.
Так и жили. Сегодня так уже не получается, силы не те. А тогда легко всё было, ни тебе давления, ни тебе радикулита.
А ещё частенько с детьми дело иметь приходилось, поскольку иные пили взрослее взрослого, а в вытрезвитель их нельзя было. Не водилось тогда детских вытрезвителей. Не говоря уже про двенадцатилетних мутантов с диагнозом «хронический алкоголизм, полинаркомания, токсикомания». А куда денешься – такой вот экстремальной педиатрией тоже приходилось заниматься.
Мальчика привезли. Обычный такой мальчик, ничего особенного. Тринадцати лет. Пьяный только сильно. А так как в вытрезвитель его, мальчика, нельзя, то его к нам, в лечебное учреждение. Порядок такой. Наверное, чтобы в вытрезвителе его плохому не научили. Как будто у нас можно было научиться хорошему!
Так вот. Мальчик. Одет – не то чтобы стильно, но с некоторой претензией. Пиджак 48-го размера на голое тело, штаны тренировочные, сапоги кирзовые. То есть с претензией одет, но неброско. Благо, лето на дворе и не холодно.
В таких случаях обычно родителям звонят. Чтоб забрали от греха. А мальчик даже телефон дал домашний. Вообще, довольно воспитанно себя вёл. На хрен всего раз пять послал и зарезать обещал всего два раза. Не то что некоторые.
Звоню я ему домой, а там папа. Я объяснил ситуацию, но чувствую, энтузиазма на том конце провода не вызвал. Папа, судя по всему, уже парой портвейнов после работы освежился и прерывать отдых не намерен.
– Да удави ты его там, нах...
Конец цитаты. И трубку бросили невежливо.
Пришлось оставить мальчика. Выпустишь – через час опять привезут. А заведение наше, надо сказать, довольно спартанских правил придерживалось. И отдельных помещений для М и Ж не предусматривало. Площадей не хватало остро. А как назло, в отсаднике уже тётенька отдыхала. Нет, тётенька – это, конечно, громко сказано. Но существо явно женскополового типа. По некоторым признакам. Только грязное очень.
Ну, да и ладно, не впервой. Я с мальчиком инструктаж по правилам поведения в закрытых помещениях провёл и дальше работаю. Но вот тихо как-то. Подозрительно это, когда тихо. Заглядываю тревожно в отсадник – так и есть. Пристраивается мальчик к тётеньке, явно с целью удовлетворения потребностей в половом сексе.
Я, как рвотный спазм подавил, так и говорю ему:
– Мальчик, ты ж посмотри, на кого ты карабкаешься. Такой молодой, а уже неразборчивый. Может, у неё триппер!
– А у меня самого триппер, – мрачно сказал мальчик хриплым баритоном.
Интересное поколение росло. Многообещающее.
Но каким бы увлекательным местом работы ни была токса, осторожность следовало соблюдать ежеминутно. Под статьёй мы ходили постоянно – не успел глазом моргнуть, а ты уже под следствием.
Привезли придурка. Гадкий какой-то был, неприятный. Что внешне, что в общении. Чем-то от него веяло таким, нехорошим. Решили в отсаднике оставить, от греха. А в отсаднике бомжик спал. Суровый такой, ощутимо утомлённый жизнью. Поэтому одеколона в него поместилось – не в каждого столько пива войдёт. Опять же, кома комой, но на отделение его чтобы отправить – на санобработку полдня угробить надо. А возможностей таких не было, работы море. Да и к утру проспится ведь, как новенький будет. Не впервой.
Лучше бы он, бедолага, помылся.
Закидываем пассажира в отсадник, но, по трезвом размышлении, руки ему за спиной ремнём прихватываем. Во избежание. А дальше – как обычно. Тяжёлый день был, везли и везли.
Через пару часов дежурный доктор вдруг напрягся:
– Серёж, загляни в отсадник, неспокойно чего-то.
– Да ну, тихо вроде.
Ну да если этот доктор чего-то сказал, лучше прислушаться. Он никогда зря ничего не говорил. Открываю дверь, заглядываю... и запястьям стало сразу холодно. Почему? А от предчувствия скорых наручников.
На полу огромная лужа крови, в которой лежит бомжик. Без ушей. Эта сволочь, которая со связанными руками, ему их отгрызла. Ага. Зубами. Когда я влетел, он ему уже теми же зубами ширинку расстёгивал...
Недоглядели. И объяснять это, похоже, придётся следователю.
Кидаюсь вперёд, чикатиллу эту к стене отбрасываю, бомжа переворачиваю. Живой. Ору, как будто это мне уши откусили – бинты, перекись, ментов! В голове пусто, а в воздухе ощутимо пахнет парашей.
Народ бомжика перевязывает, а я ухо пытаюсь у ублюдка этого изо рта достать (одно он сожрал-таки), может, пластику ещё можно будет сделать. Оба в кровище, только он улыбается, а я нет.
В этот момент менты подъехали.
– Ну Серёга, ну чё там у тебя? Сам не можешь жизни научить? Давай, веди баклана своего в машину.
– Вот ты его и забирай, вон он, в углу сидит.
– О бля.. во у вас тут дела... ААА!!! Сам его веди!
Просто эта гнида через весь отсадник плюнула в мента жёваным ухом, которое живописно шмякнулось тому под ноги. Нестандартный ход, согласен, даже бывалого мента проняло. Он-то на хулиганку банальную ехал. А наш доктор Лектер, в довершение антуража, хохочет демонически из угла. Тарантино бы к этому делу приставить – все «Оскары» наши.