Белый крест
Шрифт:
– Моя жена, Анастасия Григорьевна.
– Господин Лутовкин, безусловно, делает нам честь, обращаясь за помощью, – продолжала Стаси, садясь за стол. Горничная налила ей чаю.
– Велите подавать завтрак?
– Павел Сергеич, не откажите принять участие в трапезе.
– Извольте, с нашим удовольствием. С утра, знаете ли, уже набегался, а во рту, считай, и крошки не было, все некогда…
И господин Лутовкин принялся жадно поглощать принесенные булочки с шоколадной глазурью, медовые сырники и консервированные персики, запивая все яблочным соком изготовления собственного плодоовощного заводика.
– Душа моя, – обратился Мурманцев к жене, – когда ты сказала «мы должны участвовать», ты ведь не имела в виду…
– Именно это я и имела в виду, Савушка. Ведь это прекрасная возможность… ты понимаешь, о чем я…
– Возможность интересно провести время? – предположил Мурманцев.
– Не притворяйся. Ты знаешь, что я поступила в Академию не потому, что мой отец ее директор. И не потому, что хотела приключений на свою голову.
– Я знаю. Этото мне и не нравится. Моя воля, я бы запретил принимать женщин в Белогвардию. И тех, которые желают приключений, и тех, которые полагают в этой работе смысл жизни.
– Ты деспот, Савва Андреич. Предупреждаю – я буду бороться.
– О женщины! – вздохнул Мурманцев. – Не успеют выйти замуж, их уже тянет устроить революцию и реформировать семейный очаг.
– Да и ты, Савушка, до женитьбы не выказывал желания засадить меня в светелке за прялку. Павел Сергеич, чтото вы приуныли.
– Извольте видеть, Анастасия Григорьевна, я вовсе не имел намерения ввязывать в это лихое дело столь прелестное и хрупкое создание…
– И вы туда же! – рассердилась она. – Ах, Павел Сергеич, уж предоставьте мне самой оценивать степень моей хрупкости. В конце концов, я не выпускница института благородных девиц. Решено, Савва. Мы сейчас же идем в дом этого несчастного. Будем плясать от печки, как говорят в народе. Павел Сергеич, это далеко?
– В пяти верстах, – заторопился Лутовкин, подхватываясь. – Одна из моих деревенек, Даниловская. Усадьба моя там же рядом. А я вас и отвезу, и покажу, и мужиков посообразительней велю прислать…
– Родная моя, думаю, тебе лучше заняться опросом соседей. А в доме я сам посмотрю. Павел Сергеич, найдется ли здесь какое помещение?
– Непременно. Сейчас к старосте зайдем и устроим помещение для Анастасии Григорьевны. А я распоряжусь, чтоб людей по одному присылали. Вам уж немного подождать придется, сударыня, – рабочий день, кто в поле, кто на ферме.
Длинный шестиместный «Волжанин» Лутовкина, распугав кур с дороги, остановился возле аккуратного, недавно беленого домика с резными ставнями. Изза штакетника за приезжими наблюдали два темных любопытных глаза. Мурманцев, выйдя из машины, огляделся. Вдоль улицы с обеих сторон стояли в ряд такие же, однотипные, только чуть поменьше, домишки, каждый крашеный в свой цвет, со своими узорами на наличниках и под крышей. Стайка босых мальчишек гоняла в пыли на поперечной улочке штопаный мяч. Гдето стучал топор. Громкоговоритель на столбе неподалеку передавал прогноз погоды. Густо пахло яблоками и чутьчуть навозом. Мурманцев поморщился.
– Коська, – позвал Лутовкин любопытного наблюдателя, – а ну подика сюда. Не бойсь, не бойсь, иди. Крестник мой, – объяснил он, – младший старосты, Михалыча.
Из за забора вынырнул мальчуган лет шести, в шортах и майке, с ободранными коленками и леденцом на палочке во рту.
– Здрасьте, дядя Павел, – вытащив леденец, тоненько пробасил мальчик и воззрился на неведомых гостей.
– Батька дома?
– Дома, дядя Павел.
– Так беги и зови, чтоб встречал.
Коська убежал, сверкая голыми пятками. Лутовкин повел гостей к дому. Вдоль плиточной дорожки разрослась смородина. Коегде еще висели последние ягоды. Госпожа Мурманцева украдкой сорвала несколько и с ладони отправила в рот. Скривила недовольную гримаску – смородина оказалась кислая.
– Воровство наказуемо, – нежно прошептал Мурманцев ей на ухо.
– Почемуто каждый раз хочется убеждаться в этом заново, – в тон ему ответила Стаси.
С крыльца уже спускался мужичок в пиджаке, надетом поверх майки, и парусиновых штанах.
– Доброго утречка хозяину и господам приезжим, – наклонил он голову. – С чем пожаловали, Пал Сергеич?
– Пожаловал я вот с чем, Егор. – Господин Лутовкин ухватил старосту за плечо и увел в сторону, под грушевые деревья.
Через минуту они возвратились.
– Сделаем, Пал Сергеич. Сейчас обзвоню и Вовку своего до поля пошлю. Прошу, господа, в дом. – Мужичок поклонился, приглашая. – Милости просим.
– Не сомневайтесь, Савва Андреич, людишки у нас грубы, но отзывчивы. А с таким ангелом сущим, как Анастасия Григорьевна, дело и вовсе на лад пойдет. Я бы и сам дознание провел, своими силами, да, извольте видеть, временем не располагаю. Сейчас вас до дома Плоткина довезу и по делам отправлюсь. А машину я вам другую пришлю тотчас.
Павел Сергеич достал из кармашка в жилете телефон, потыкал в кнопочки и сделал распоряжение.
– Вы уж без меня тут, Савва Андреич. В содействии людей будьте уверены. Когда закончите, прошу ко мне – отобедать, отдохнуть.
– А скажите, Павел Сергеич, далеко ли отсюда тот лесок с кладом легендарным?
– Верст шесть. Подъехать туда можно. Там дорога рядом проходит на Анисовку, тоже деревеньку мою. А по другую сторону речка, Мокша. Здесь любой вас дотуда проводит. Только в сам лесок не пойдут. Заколдованное там место. И вам не советую, сударь.
– Вы просили меня разобраться, что тут у вас происходит, – напомнил Мурманцев. – Так что леска нам не миновать.
– Такто оно так, – вздохнул Лутовкин. – Только я намерен и вовсе обнести этот проклятый лес бетонным забором. Чтоб ни одна нога больше.
– А вырубить не пробовали? – то ли в шутку, то ли всерьез предложил Мурманцев.
Господин Лутовкин застыл, изумленный.
– Как можно! Это ж живая история! Преданья старины глубокой! Уездная достопримечательность! Мифопоэтическая картина мира! Решительно невозможно!