Белый Крым, 1920
Шрифт:
Вследствие голода и холода естественно начнется массовое дезертирство.
С другой стороны, если держать небольшое количество войск в домах, хорошо кормить, а остальных увести в десантную операцию, то противник, наступая от Перекопа и пройдя по морозу верст двадцать, подвергнувшись атаке теплых, согретых и накормленных людей, побежит в свою очередь.
Так было всегда при первой обороне Крыма. Теперь же генерал Врангель на все это ответил только, что десантные операции будут, но в будущем. В будущем, разумеется, исполнено не было, а сделано все наоборот.
Таково было влияние бездарного штаба главнокомандующего. К этому
Между тем условия обороны были очень легки, т. к. Сиваш не замерзал в это время и только у берегов подергивался тонким льдом, еще больше затруднявшим всякую переправу противника.
В это время главком, несмотря на серьезность положения, выехал в Севастополь, передав оборону Крыма генералу Кутепову.
Мне, генералу без должности, ничего не оставалось, как последовать за ним.
В Севастополе мне предложили командировку в 3-ю армию на Западный фронт (опять хотели избавиться от моего беспокойного характера).
Считая, что главные действия наши должны быть на западе, я и на это согласился и уже собрался уезжать, когда были получены сведения, что Юшуньская позиция прорвана.
Я немедленно явился к главкому и доложил, что при этих условиях уезжать из Крыма считаю невозможным и прошу назначения на фронт на какую угодно должность.
Главком ответил, что переговорит с генералом Кутеповым, обороняющим фронт.
Произошел ли этот разговор или нет, но той же ночью была получена от главкома такая записка:
ПРАВИТЕЛЬ
Юга России и Главнокомандующий Русской Армией
28 октября 1920 г.
№ 381
Генералу Слащову
Ввиду Вашего желания приложить свои силы на помощь обороны Крыма и ввиду больших потерь в высшем командном составе, приказываю Вам с получением сего незамедлительно отправиться в распоряжение генерала Кутепова. Одновременно сообщаю последнему о Вашем выезде и предлагаю использовать Вас для объединения командования частями на одном из участков фронта. В Ваше распоряжение будет предоставлен автомобиль. Все указания получите от командующего войсками генерала Скалона. Врангель.
Немедленно же на автомобиле я выехал в Джанкой, куда прибыл утром. Пессимизм в штабе 1-й армии был страшный — настолько, что я спросил генерала Кутепова:
«Веришь ли ты сам в то дело, которое делаешь? Если нет, то мы заранее разбиты».
Генерал Кутепов дал уклончивый ответ.
Весь день шли разнообразные назначения меня генералом Кутеповым на разные боевые участки, но все эти назначения сводились к тому, чтобы куда-нибудь послать и дать какое-нибудь дело совершенно лишнему, но назойливому человеку. Назначения эти могли вызвать только наслоение одного командного состава над другим.
Пока шла эта преступная игра, разыгрываемая на глазах у гибнущей армии, было получено следующее официальное сообщение правительства Юга России:
Ввиду объявления эвакуации для желающих — офицеров, других служащих и их семей, правительство Юга России считает своим долгом предупредить всех о тех тяжких испытаниях, какие ожидают выезжающих из пределов России. Недостаток топлива приведет к большой скученности на пароходах, причем неизбежно длительное
Как видите, это сообщение можно охарактеризовать только словами:
— Спасайся кто может!
Так оно и было понято в войсках.
В этот же день ночью я был послан на Юшунь — Симферопольскую дорогу к частям, отходившим из Таврии.
Приехав туда, я застал: 256 штыков, 28 орудий и при них 2 штаба дивизии и 1 штаб корпуса.
Я прямо заявил всем этим штабам, что в такой обстановке нужен только ротный командир, а не наслоение одних штабов над другими.
А части в это время уже шли веером в разные стороны на фронт Керчь — Евпатория.
Предыдущие распоряжения и знаменитое официальное сообщение правительства уже погубили армию. Даже приказа было отдать нельзя, потому что все равно его не доставить.
И вот утром 12 ноября н. ст. я приезжаю в Сарабузы к генералу Кутепову.
Вскоре после этого Ставка передала Кутепову (принимал генерал Достовалов) такое сообщение:
«Главнокомандующий приказал доложить генералу Кутепову, что в Севастополе в витрине на Нахимовской вывешена телеграмма генерала Слащова примерно следующего содержания: “Красную сволочь разбил, советую тыловой — развязывать манатки. Генерал Крымский”.
Одновременно произошел по Юзу разговор генерала Врангеля с генералом Кутеповым:
Генерал Кутепов: «Может ли говорить генерал Слащов, который находится у аппарата?» Генерал Врангель: «Я очень спешу, и ежели генерал Слащов имеет что-либо мне передать, то прошу сделать это через тебя. До свидания». Генерал Кутепов: «Слушаюсь, передам телеграммой. Все. Передаю телеграмму генерала Слащова: “Главкому. Лично видел части на фронте — вывод: полное разложение. Последний приказ о неприеме нас союзниками окончательно подрывает дух. Выход следующий: из тех, кто не желает быть рабом большевиков, из тех, кто не желает бросить свою Родину — сформировать кадры Русской Армии, посадить их на отдельные суда и произвести десант в направлении, доложенном Вам мною еще в июле месяце и повторенном в моих докладах несколько раз. Колебанию и колеблющимся не должно быть места — должны идти только решившиеся победить или умереть. С подробным докладом выезжаю к Вам в поезде юнкеров и прошу по моем приезде немедленно принять меня — хотя бы ночью. Жду ответа в Штарме один. № 10285. 12 часов 20 минут. 30/10—20 г. Слащов- Крымский”».
Генерал Врангель отвечает: «Генералу Кутепову. Передайте генералу Слащову: желающим продолжать борьбу предоставляю полную свободу. Никакие десанты сейчас, за неимением средств, невыполнимы. Единственный способ — оставаться в тылу противника, формируя партизанские отряды. Если генерал Слащов решится на это — благословляю его на дальнейшую работу. Предлагаю Вам задержать генерала Слащова на фронте, где присутствие его несравненно нужнее, нежели здесь. Севастополь, 30/10—20 г. № 417. Врангель».