Белый шаман
Шрифт:
— Ну а как думаешь ты?
— Пока просто думаю. Жду. Хотя каждому ясно… если из стойбищ анкалит прогнали видение смерти, то, значит, со стороны моря веет не запахом смерти, а дымом живых очагов. И надо бы черному шаману как следует понюхать этот дым и прикусить язык.
— Так заставьте его прикусить язык!
— Заставим. — Майна-Воопка снова наполнил чашку чаем, покосился на Медведева. — Ты не удивляйся, что я сердито говорю о черном шамане. Его ненавидел мой отец, ненавижу и я… Вапыскат задушил шкурой черной собаки моего старшего брата…
— Да, задушил, — подтвердил старичок. — И сказал,
Артем Петрович от изумления не донес блюдце с чаем до рта.
— Почему же тогда ты боишься, что ветер ярости приведет сюда Пойгина моим врагом?
— Он пережил выскэвык. Это страшно, когда такой человек переживает выскэвык. У него душа намного обширней, чем надо одному человеку. На озере волна скоро проходит, а на море, сам знаешь, как долго не утихает буря.
— Да. Я тебя понимаю. Передай Пойгину, что я хочу, чтобы мороз непонимания ушел и подул теплый ветер доверия. Хочу, чтобы мы были друзьями. Сейчас придут к вам ваши дети. Говорите с ними, сколько вам будет необходимо…
В глубокой задумчивости вошел Медведев в свой кабинет. Не слишком ли рискованно было оставлять гостей один на один с их детьми? Мало ли по какому руслу пойдет их беседа. Не захлестнет ли детские души радость встречи с родными людьми настолько, что в них не останется ничего другого, кроме желания поскорее уехать домой? Проявят ли взрослые столько терпения и мудрости, чтобы самим не утонуть в радости встречи и тоске по детям? Не лучше ли было бы присутствовать при этом свидании и осторожно, исподволь, направлять его ход?
Артем Петрович сел в глубокое кресло у стола, не включив свет; ему хотелось побыть одному, дожидаясь исхода встречи трех школьников с их отцами и дедом. Да, он понимал, что это своего рода испытание. На что он надеется? Ну, прежде всего на детскую непосредственность, на то, что славные эти детишки не смогут не высказать всего, чем они здесь удивлены, захвачены, в конце концов, по-человечески согреты. Они в состоянии объяснить куда больше встревоженным их родителям, чем кто-либо другой. Рановато надеяться на такой исход? Может быть, может быть… И все-таки, все-таки пусть будет так, как он решил; в конце концов, пусть гости из тундры почувствуют, что у него нет от них никаких тайн… В кабинет вошли Величко, Чугунов и Журавлев.
— Что это вы впотьмах? — спросил Величко, нащупывая выключатель. — Кстати замечу, движок ваш работает отменно. Мы у себя больше на керосиновые лампы надеемся.
Медведеву очень не хотелось вступать в разговор. Сидел он все в той же задумчивой позе, устало полуприкрыв веки.
— Не больны ли вы, Артем Петрович? — участливо спросил Журавлев.
— Спасибо, Саша, креплюсь.
Все ждали, что скажет Медведев еще: неужели чукчи все-таки заберут своих детей?
— Простите, Артем Петрович, но нервы мои не выдерживают, — чистосердечно признался Журавлев. — Если чукчи будут забирать детей… я лягу перед их оленями — пусть переезжают через меня…
Медведев неожиданно улыбнулся:
— Такого метода мы еще не испытывали. Величко, стараясь не нагнетать тревоги, спросил шутливо:
— Чем же все-таки закончились ваши переговоры с послами матушки-тундры?
— Они еще не кончились.
— Кто же их ведет?
— Временные поверенные этой самой матушки, аккредитованные в нашем культбазовском граде, — попытался ответить шуткой Артем Петрович.
— То есть?
— Ну, разрешил детишкам побыть один на один с родителями…
Журавлев хотел что-то сказать, но лишь махнул рукой и отвернулся к окошку.
— Что ж, пусть поговорят, — сочувственно сказал Чугунов. — Пусть отведут свою душу с детишками. Да, да, Артем Петрович знает, что делает…
— Будем надеяться, — суховато ответил Величко и добавил, явно стараясь подбодрить начальника культбазы: — Да, сложна жизнь за Полярным кругом. Впрочем, никто из нас на легкий пух вместо жесткого снега и не надеялся.
Медведев поднял голову, внимательно всмотрелся в Величко, и в уставших, воспаленных глазах его засветилась благодарность.
— Ну а если они потребуют детей… неужели и на этот раз отдадим? — спросил Журавлев с каким-то тоскливым, просительным видом: дескать, умоляю вас не делать этого.
— Как бы там ни было, разрешаю, Александр Васильевич, закурить трубку! — шутливо воскликнул Медведев.
— Да, да, закури трубку, — подыграл Медведеву Величко.
Журавлев хотел сказать что-то запальчивое, но на пороге показался Майна-Воопка; уже по его виду можно было понять, что он мало чем обрадует собравшихся.
— Мы увозим детей. Может, вернем их в первый день восхождения солнца.
Это был удар. Журавлев застонал и снова отвернулся к окошку. А Медведев даже не шевельнулся, как бы стараясь не расплескать остатки сил.
— Ты сказал «может, вернем…». Но, может, и не вернете? — спросил он гостя.
— Не знаю. Пусть попасут оленей, побудут с нами. Надо приглядеться, какими стали они. Вапыскат говорит, что вы испортили им рассудок. Я ему не верю. Но надо все-таки приглядеться. Я дал бы тебе слово, что привезем детей точно в день восхождения солнца, но хочу сначала услышать слово Пойгина. Если он согласится — дети будут снова у вас.
— Так ли уж охотно покидает твой сын школу?
— О, нет, нет. Заплакал даже. Но и обрадовался, что увидит мать, оленей. Должен сказать тебе правду… дети любят тебя. Они рады тому, что постигают тайну немо-говорящих вестей. Они говорят, что хотят жить здесь, только очень скучают по дому и по оленям…
Наконец Артем Петрович мог выпрямиться и вздохнуть полной грудью. Произошло самое главное: надежда его оправдалась — детские сердца сказали свое. Им есть, есть что сказать! И пусть едут эти детишки в тундру именно сейчас, а не в каникулы, пусть едут немедленно.
Пусть и там выскажут то, что услышал от них вот этот думающий, умный человек Майна-Воопка — то есть Большой лось. И даже если их в этом году в школу не пустят — не беда! Это лишь для формалиста может показаться, что происходит едва ли не катастрофа. Катастрофы никакой нет, есть победа. Родилось в детских душах свое доброе представление о школе, об учителях, о врачах. Доброе представление! Может, этого мало? Нет, черт побери, много, достаточно много на сегодняшний день. Интересно, поймет ли это Величко? Чугунов — тот поймет, все поймет…