Белый туман

Рединг Жаклин

– Тогда я непременно заберу их для вас.

Элинор кивнула в знак признательности и присоединилась к Джулиане.

В целом день прошел довольно приятно, даже несмотря на явную враждебность Маклина, миссис Макивер и других обитателей городка. Несколько раз за время прогулки Элинор замечала, что Джулиана внимательно прислушивалась к ней вместо того, чтобы замыкаться в своем собственном безмолвном мире. То, что ей явно удалось найти путь к сердцу ребенка, не только радовало, но и являлось в ее глазах признаком новых, еще более значительных перемен к лучшему.

– Джулиана, –

обратилась она к девочке, усевшись рядом с ней на поперечное сиденье шлюпки, – я хочу тебе кое-что показать.

С этими словами Элинор вынула из матерчатого чехла небольшую складную подзорную трубу, которую только что приобрела в галантерейной лавке.

– Знаешь, что это такое?

Джулиана взяла у нее из рук латунный предмет, состоявший из нескольких соединявшихся между собой частей, и стала вертеть его в руках, внимательно разглядывая со всех сторон, после чего подняла глаза на Элинор.

– Это называется подзорной трубой. – Элинор забрала ее у девочки и разложила во всю длину, составлявшую без малого полтора фута. Огонек любопытства, вспыхнувший в темных глазах Джулианы, явился для нее самой бесценной наградой.

– Тебе стоит только посмотреть в нее с узкого конца, и тогда далекие предметы сразу покажутся тебе близкими. – Она указала девочке на остров Керрера, мимо которого они как раз проплывали, выходя из узкой бухты в простиравшийся за ней залив. – Вот, возьми и попробуй.

Элинор снова уселась на скамью, наблюдая за тем, как Джулиана поднесла к глазу окуляр и, задумчиво сдвинув брови, принялась любоваться далекой линией горизонта. Время от времени она откладывала трубу в сторону, после чего снова смотрела в нее, как бы сравнивая истинное расстояние с тем, которое она увидела в окуляр.

– Забавно, не правда ли? Тебе нравится труба?

Джулиана молча уставилась на нее, однако выражение ее глаз говорило красноречивее любых слов.

– Тогда она твоя.

Довольно долго Джулиана сидела неподвижно. Затем она сделала то, чего от нее никто не ждал.

Она улыбнулась.

Это не было широкой ухмылкой до ушей, но скорее робкой, неуверенной улыбкой человека, которому слишком долго не случалось давать воли чувствам. Элинор подумала про себя, что она охотно отдала бы сумму, равную стоимости ста подзорных труб, лишь бы снова увидеть хоть на миг это выражение счастья на нежном личике Джулианы.

– Посмотри сюда. – Элинор вытянула вперед руку, наблюдая за тем, как Джулиана снова поднесла к глазу окуляр. Сама она расположилась поудобнее на скамье, наслаждаясь прикосновением свежего прохладного морского воздуха к щекам и приятным ощущением свободного парения над волнами. И тут взгляд Элинор случайно упал на лорда Данвина, сидевшего по другую сторону от них.

Он любовался Джулианой и улыбкой на ее губах, не замечая на себе безмолвного взора гувернантки. В его глазах, обращенных к дочери, было столько нежности, столько невыразимой тоски, что Элинор могла догадаться о его чувствах столь же безошибочно, как если бы они представляли собой нечто осязаемое. Его лицо отнюдь не

было лицом человека, который равнодушен к собственному ребенку. Лорд Данвин любил Джулиану со всей нежностью и обожанием, свойственными настоящему отцу, но по какой-то непонятной причине не хотел, чтобы об этом знали другие. И после всего увиденного у Элинор стало еще на один мучительный вопрос больше.

Почему? Почему он так упорно скрывает свою привязанность к дочери от посторонних глаз, словно боится, что кто-нибудь догадается о его подлинных чувствах?

Глава 8

Обратный путь из Обана был небогат событиями – обычное спокойное плавание, отмеченное разве что великолепным закатом, представлявшим собой настоящее буйство розовых, пурпурных и оранжевых красок, мерцавших и переливавшихся над сонными серыми водами залива, которые поблескивали подобно стеклу в угасающем свете дня.

Вид острова Трелей, когда они к нему приблизились – живописная картина из туманов и разных оттенков света, – показался Элинор самым прекрасным, захватывающим дух зрелищем, какое только было доступно воображению. Охваченная благоговейным трепетом, она стояла на палубе, пока ялик медленно скользил по темным волнам, приближаясь к молу.

Возвращение из города заняло чуть ли не вдвое больше времени, чем поездка туда, и они добрались до Данвина уже после наступления темноты. Там их ждал простой ужин из больших овсяных лепешек, сыра и нарезанной на ломтики жареной курицы, которую Майри великодушно догадалась приготовить к их возвращению. Кухарка расспросила их о прогулке, выразила свой восторг по поводу новой подзорной трубы Джулианы, а затем доложила Гэбриелу обо всем, что произошло в замке за время его отсутствия.

Вскоре после ужина последствия дневных хлопот начали сказываться. Все разошлись по своим комнатам раньше обычного, почти сразу после того, как часы пробили девять, и, как и накануне, уложив Джулиану спать и выпив чашку чая в обществе Майри, Элинор поднялась к себе лишь для того, чтобы обнаружить, что Джулиана опять покинула свою спальню. Девочка спала, свернувшись клубочком, на постели матери, и девушке пришлось пристроиться рядом с ней.

На следующий день, рано утром, они вместе съели легкий завтрак из овсяных лепешек и чая, сидя за столиком в согретой теплом очага кухне, пока Майри суетилась вокруг, начиная подготовку к Дню святого Михаила.

Этот праздник покровителя морей отмечался в самом конце сентября и совпадал с концом жатвы, когда по обычаю вносилась арендная плата и люди молитвами выражали свою благодарность небесам за обильный урожай. Две замужние дочери Майри, Алис и Сорха, только этим утром прибыли с Большой земли, чтобы помочь матери в приготовлениях к торжеству. Пока они проверяли, хватит ли на кухне муки и прочих продуктов для «Струан Мехейл» – традиционного праздничного кулича, который должен был стать главным блюдом пира, – Майри, усевшись рядом с Элинор и Джулианой, рассказывала им во всех подробностях об этом священном дне.