Белый Ягуар - вождь араваков
Шрифт:
Не мешкая, я стал быстро выбираться из засады, и, только пройдя полмили, смог наконец перевести дух.
К пещере я пробирался кружным путем, по дороге петлял и несколько раз устраивал засады, стремясь выявить намерения противника. Но меня никто не преследовал. Чтобы окончательно сбить со следа возможную погоню, в удобных местах, где были бухточки и мелководье, я заходил в море и шел вброд по воде вдоль берега. При подходе к пещере я замел за собой все следы. Несколько часов, остававшихся до вечера, я использовал для устранения окрест всех признаков человеческого жилища. Это была работа тяжкая, но необходимая. Уверенный, что теперь нелегко будет
Обдумывая события дня, я хорошо понимал, что в самом ближайшем будущем предстоит решительная схватка с пришельцами. Но я был слишком утомлен, чтобы думать о каком-либо плане действий, и быстро уснул.
Арнак и Вагура
Проснувшись ранним утром, я увидел мир иным, чем прежде: чужим и враждебным, с притаившимися за каждым кустом неведомыми опасностями. Но как только взошло солнце и орущие в клетке попугаи по обыкновению стали требовать пищи, а я накормил их и поел сам, я вновь воспрянул духом. Жизнь диктовала свои права, требуя соблюдать установленный порядок вещей. А к ним прежде всего относились охота и заботы о хлебе насущном.
Выйдя, однако, из пещеры и углубившись в чащу, я шел уже не так беззаботно, как прежде, когда внимание мое привлекали лишь дичь да четвероногие хищники. События вчерашнего дня не выходили у меня из головы. Появление на острове таинственных людей как бы вводило военное положение. И в самом деле, направляясь к озеру Изобилия, я чувствовал себя, как солдат на войне, со всех сторон окруженный опасностями.
Тем не менее ничего особенного не случилось. В пещеру я возвращался нагруженный корзиной желтых плодов, «райских яблочек», и подстреленным из лука зайцем. По пути заглянул на свое поле. Кукуруза всходила прекрасно, как на дрожжах, и было радостно смотреть на ее свежую зелень, зато с ячменем — горе. Появились, правда, какие-то робкие стебельки, но настолько чахлые и рахитичные, что при виде их сердце обливалось кровью.
Я размышлял, стоит ли разводить костер. Спокойнее, конечно, было бы обойтись без костра. Но, несмотря на это, я все-таки разжег его, хотя и небольшой, чтобы поменьше было дыма. Обжаривать зайца пришлось дольше обычного, но мясо хорошо подрумянилось и было вкусным.
День прошел в обычных заботах, разве что больше внимания приходилось обращать на соблюдение всяких мер предосторожности. Я ни разу не выходил на открытое место, где легко было бы заметить меня издалека. Внешне оставался спокоен, но сколько во взбудораженной моей голове роилось планов, догадок, намерений и сомнений! Ясно было одно: нельзя медлить и колебаться, необходимо как можно быстрей выявить замыслы обнаруженных мной людей и, если это враги, уничтожить их. В противном случае они могут упредить меня и зарезать в пещере, как кролика в норе.
Но что предпринять? Как к ним подобраться?
На четвертый день после памятной моей вылазки на южную оконечность острова задолго до рассвета я вновь отправился туда с твердым намерением вступить в решительный бой с пришельцами. Я искал их в течение нескольких часов в окрестностях бухты, у которой впервые их встретил. Безуспешно. По старым следам ничего установить не удалось, а свежие, видимо, были затерты. Во всяком случае, людей здесь не было: видимо, они ушли. Куда? Быть может, на другую сторону острова, дальше на запад? А может быть, у них была лодка и они уплыли на юг, на материк? Я совершенно не знал их намерений, и это больше всего меня тревожило. А вдруг в мое отсутствие они обнаружили пещеру и сейчас, затаившись где-нибудь
Я не на шутку встревожился и, возвращаясь к пещере, пошел не напрямик, а предварительно описав большой круг. Настороженным взглядом ощупывал я каждый куст, каждую пядь земли. Нет, чужих следов не видно. Я вздохнул с облегчением.
На ночь я забаррикадировал пещеру валунами тщательнее, чем когда-либо прежде. Небольшое отверстие, оставленное сверху в каменной кладке, позволяло мне обозревать всю поляну с клеткой попугаев и заячьей ямой посередине. Над островом опускались сумерки.
«Поблизости их нет! — с облегчением подумал я, запершись в своей пещере, где чувствовал себя в относительной безопасности. — Но где они? Где их искать? Как до них добраться?» — мысленно повторял я.
Неопределенность неведомо с какой стороны грозящей опасности невыразимо угнетала.
Двумя днями позже я внезапно проснулся среди ночи. Разбудили меня странные звуки снаружи: крик перепуганных попугаев и треск ветвей. Мне показалось или впрямь донесся приглушенный крик человека? Выглянув через отверстие, я заметил над заячьей ямой какое-то неясное, подозрительное движение. Я схватил попавшуюся мне под руку палку — лука впопыхах найти не смог. Одним толчком развалил каменную стену и выскочил наружу.
Кто-то — человек или зверь — провалился в заячью яму и теперь отчаянно барахтался, пытаясь выбраться. Он уже почти вылез. Человек! Я подбежал к нему в тот момент, когда он уже выкарабкался и готов был броситься в чащу. Ударом дубины по голове я свалил его на землю. И тут меня пронзила острая боль в левом плече. Стрела из лука впилась в мышцу. Вторым ударом я хотел размозжить противнику голову, но теперь было не до этого: вторая стрела могла оказаться роковой. Я мгновенно схватил лежавшего без памяти за ногу и бегом поволок его в пещеру. Еще минута — и я завалил вход камнями. Отыскав в темноте куски лиан, я связал пленнику руки и ноги, а потом занялся перевязкой своей раны, использовав для этого старую рубашку. К счастью, рана оказалась неопасной, и кровь удалось легко остановить. Я непрерывно поглядывал сквозь щели в камнях, опасаясь нападения со стороны второго противника. Но на поляне царила тишина.
В томительном ожидании ползли часы. Если пленник жив, он наверняка пришел в сознание, но ничем этого пока не обнаруживал.
Я оказался в странном положении: захватил пленника, но какая от этого польза? Второй противник, притаившийся поблизости в чаще, держит меня в своих руках и, стоит мне попытаться выйти из пещеры, легко может меня застрелить. А в пещере у меня не было никакой провизии.
Хотя уже рассветало, в моем убежище царила тьма, и я не знал еще, с кем имею дело. Несколько раз я пытался заговорить с пленником, разумеется, по-английски, ибо никакого другого языка, кроме нескольких польских слов, не знал, но он не отвечал, хотя и был жив — я слышал его дыхание.
За стенами пещеры стало совсем светло, когда и внутри мрак начал постепенно редеть. Легко понять, какое любопытство снедало меня. Наконец я различил черты лица пленника и не смог сдержать возгласа удивления:
— Это ты?..
Это был тот молодой индеец-раб, которому по воле капитана суждено было умереть медленной смертью у мачты «Доброй Надежды». Я не мог вспомнить его имени.
— Подожди-ка… Как тебя зовут? — спросил я.
Юноша молчал, неподвижно глядя в свод пещеры. Я знал, что он несколько лет пробыл в рабстве у белых и неплохо владел английским.