Белый ящер

Вежинов Павел

— Нет, нет, это невозможно! — горячо возразил Алекси. — Ты же знаешь, что чувства пробуждаются намного медленней разума. То есть, я имею в виду, большие, сильные чувства. И к сожалению, гораздо быстрей увядают. Они пробудятся и у него, Корнелия, вот увидишь. Если разум — это и вправду свет, он укажет ему верный путь.

— Почему же разум, Алекси? — тихо сказала Корнелия. — Не помню, каким было мое чувство и когда оно родилось во мне. Но, увидев первый в своей жизни цветок, я уже твердо знала, что его люблю. И меня вовсе не интересовало, как он называется, где растет, сколько у него тычинок. Мне вполне хватало того, что это цветок.

— Не

забывай, ты все-таки женщина, дорогая… Вот увидишь, он еще переменится.

— Может быть, — уныло сказала Корнелия. — Но все, что прорастает с трудом, обречено на малокровие и рано увядает.

Алекси знал, что она права. Но согласиться с ней — значило лишить ее последней надежды.

— И все-таки все зависит от почвы! — чуть не в отчаянии возразил он. — Только от почвы, Корнелия… На доброй почве все вырастает высоким и сильным…

Алекси даже не подозревал, насколько поможет Корнелии этот безнадежный разговор. Впервые за несколько месяцев в ее взгляде появился слабый блеск и даже, пожалуй, какая-то робкая надежда. Прошло еще несколько дней, и Корнелия снова взялась за лиру, тронула ее сильные, упругие струны, издававшие такие нежные звуки. Услышав их, Алекси понял, что перейден какой-то очень важный, может быть, роковой рубеж.

Так эта странная семья вновь зажила обычной будничной жизнью без каких-либо особых потрясений. Алекси все больше терял интерес к Несси, пока однажды не осознал, что и сам он тоже побаивается сына — вернее, не его, а ледяного взгляда и холодного равнодушия, с какими тот высказывал свои мысли и суждения. Казалось, между ними нет ничего общего, хотя они и были отец и сын. Несси все больше и больше читал, причем с какой-то невероятной быстротой. Порой, глядя, как мелькают под его рукой страницы, Алекси не без основания спрашивал себя, думает ли мальчик о том, что читает. Несси проглатывал книги одну за другой, но при этом ни одна жилка не трепетала на его красивом лице, ни одна самая слабая искорка не вспыхивала в глазах. Он был похож на змею, которая заглатывает мышей и лягушек без признака жадности или удовлетворения — просто чтобы набить ими желудок. Именно в это время встал вопрос о его образовании. Но как отдать его в школу, если по возрасту Несси подходил разве что для детского сада? Да и ученые мужи хорошо понимали, что такому мальчику тесны стены любой школы. Если так пойдет и дальше, в семь лет ему нужно будет поступать не в начальную школу, а прямо в университет. Но как, на основании каких документов? Кто выдаст ему аттестат? Ни заочное, ни частное обучение детей такого возраста законом не предусматривалось.

Доцент Колев взял на себя эстетическое воспитание Несси, не смущаясь тем, что такого предмета нет ни в одной учебной программе. Видно, тоже решил обогатить эту священную область новыми методами, итогом многолетних размышлений. И естественно — создать научный труд, долженствующий взбудоражить дремлющую педагогическую мысль. Доцент Колев прекрасно понимал, что опыт будет невероятно трудным, даже рискованным. Ведь воспитать гармонически развитую личность намного сложнее, чем изобрести какую-нибудь электронную машину. И все же молодой ученый даже представить себе не мог, какую несокрушимую железобетонную стену придется ему пробивать. Через несколько месяцев упорнейшей работы он вынужден был признать, что к «миру прекрасного» Несси просто-напросто не может иметь другого отношения, кроме презрительного.

Были и еще открытия, поразившие доцента и приведшие его в полное недоумение. Так, например, мальчик совершенно серьезно считал, что все, о чем написано в романах, имело место в действительности. Но это еще куда ни шло. Доцент Колев с изумлением обнаружил также, что Несси принимает показываемые по телевизору художественные фильмы за прямую передачу с места событий. А с тем, что называется «фильмовым временем», его могучий разум вообще не желал считаться. Факт, что некоторые герои старели у него на глазах, не производил на мальчика никакого впечатления.

Несси был страшно удивлен, когда молодой доцент объяснил ему, в чем тут дело. Все, что тот говорил о художественном вымысле, о его отличии от реальной действительности, показалось мальчику чистейшим обманом.

— Вымысел есть вымысел! — раздраженно возражал он. — Не может вымысел быть истиной. Это логический абсурд.

— Художественный вымысел — нечто большее, чем обычная реальность, — упорствовал доцент. — Это конденсированная истина.

— Глупости! — холодно ответил мальчик. — Истина одна, простая и неприкрашенная. Ваша конденсированная истина — уже не истина, а ложь.

Но доцент Колев не хотел сдаваться. На следующий день он принес две прекрасные цветные репродукции «Махи обнаженной» и «Махи одетой» Гойи. На них Несси соблаговолил взглянуть с некоторым интересом.

— Какая из двух картин тебе больше нравится? — спросил молодой доцент.

— Конечно, голая! — не задумываясь, ответил Несси.

— Да, все так и говорят, — довольно кивнул доцент. — А как ты думаешь, почему?

— Голая гораздо красивее.

— Так. А что здесь красивее, рисунок или женщина?

— Конечно, женщина.

— Видишь ли, Несси… Маха эта умерла очень давно, она — всего-навсего прах, и только. Логично?

— Вполне.

— Значит, это картина красивая, а не женщина.

— Не верю, — невозмутимо возразил мальчик. — Живая маха, наверное, была еще красивее.

— Почему ты так думаешь?

— Очень просто. Что лучше, эта репродукция или сама картина?

— Естественно, картина.

— Вот видите! Как может копия быть лучше оригинала?

Доцент Колев не собирался сдаваться, но упорство ему не помогло. Он даже представить себе не мог, какой ужас последует из всех этих эстетических разговоров. На следующий день Несси подошел к матери и спокойно сказал:

— Мама, я хочу увидеть голую женщину!

Как ни привыкла Корнелия к неожиданным выходкам сына, в первый момент она растерялась.

— Зачем?

— Просто так!.. Интересно.

— К сожалению, в моем распоряжении нет голых женщин, — враждебно ответила мать.

Но Несси совершенно не умел замечать подобных оттенков.

— Тогда возьми меня в баню, — сказал он.

— Детей туда не пускают.

— А Румена вчера водили. Он мне сам сказал.

— Румен еще маленький… Ты по сравнению с ним вон какой верзила! — уже с трудом скрывая ненависть, ответила мать.

Несси нахмурился.

— Тогда я хочу видеть тебя.

— Меня? — Корнелия задохнулась. — Я же тебе мать, скотина ты этакая!

— Подумаешь, мать! Что из того? Ты ведь такая же женщина, как другие?

Что-то оборвалось в душе Корнелии, кроткой, ласковой, доброй женщины, которая даже к фикусу относилась с нежностью, словно к человеку. Не помня себя, она схватила кухонный нож и подняла его над головой.

— Убирайся отсюда, ничтожество! — в исступлении закричала она. — Убирайся, или я тебя убью!..