Белый
Шрифт:
А потом произошло что-то странное. Мои руки перестали слушаться. Они, конечно, были связаны, но сжатый ранее кулак разжался без моего желания, а ладонь безвольно обвисла. Я попытался пошевелить конечностями, но не смог. Ничего не происходило, как и с ногами — ими я не мог двигать тоже. Все тело стало беспомощным, онемевшим и беззащитным.
— Укол парализовал тебя. Но не волнуйся, смотреть на все, что я с тобой делаю, ты сможешь. А когда действие наркотика пройдет, сможешь насладиться и полученным эффектом.
Его взгляд остановился на мне, и теперь ясно была видна тьма у него внутри. Я думал, что сломал
— Ты голодал? — спросил я.
Слова давались тяжело. Онемение держало меня в своих тисках. Его глаза округлились, а потом Робби попытался засунуть что-то мне в рот. Он приподнял меня за волосы и закрепил во рту шарик, обмотав голову скотчем, а потом отпустил, позволив голове безвольно упасть. Я скорее услышал, чем почувствовал удар. Было совсем не больно, просто толчок. Затем Робби перешел к ногам и вытащил сначала один нож, который отбросил на пол. Я смотрел, как тот, звеня, подпрыгивает по бетонному полу и понимал: боль снова не пришла, а ощущение было, словно с меня сняли груз. А потом Робби вытащил второй нож. Я следил за его взглядом, пока он срезал с меня одежду, оставив на земле обнаженным и связанным. Пока поднимал мои руки вверх. Пока крепко стягивал их над моей головой кабельной стяжкой — было слышно, как щелкнула пластиковая защелка.
Робби снова встал так, что я мог его видеть, оставив нож в руке. На его лбу появились глубокие складки — признак того, что он напряженно размышлял. Робби смотрел на мое тело, будто сканировал, а затем наклонился и стал делать небольшие короткие надрезы, кровь из которых вскоре покрыла меня полностью. Он выполнял эту задачу медленно, словно каждое прикосновение ножа и каждый надрез был произведением искусства. Он сфокусировался на действии, словно никогда раньше ничего такого не делал. И как будто его возбуждала кровь на моей коже. Затем Робби выпрямился и посмотрел на меня сверху. Мне хотелось рассмеяться. Я был голым, а он пялился — гребаный извращенец.
— Готов? — спросил Робби, отступая назад, к камере.
Я видел, как мигает красная лампочка. Он схватил пару плоскогубцев, улыбнулся в объектив и снова развернулся ко мне. Нажал на ручки, и плоскогубцы в его руке сжались.
Но я не мог ощущать, мое тело полностью оцепенело и было невосприимчиво к боли. Так почему же? Если бы на его месте был я, мне бы хотелось, чтобы пытка ощущалась. Я заставил бы его чувствовать. Я причинил бы ему больше боли. Гораздо больше.
Я закрыл глаза, но послышавшийся хруст заставил меня снова их открыть. И тогда я понял, что он делал. Робби вырывал мне ногти, один за другим. Выдергивал ногтевые пластины из лунок с громким хрустом, выдирая с корнем, и бросал их в меня так, что они собирались на моей груди. Звук получался просто тошнотворный. На третьем пальце Робби остановился. Выпрямился, подошел к камере и заговорил. А затем красный огонек погас.
Мы оставались на месте, как мне показалось,
Он развернулся, пока я смотрел на собственные ноги, и подошел ближе, сорвав скотч с моего лица. Я выплюнул шарик и, наконец, смог закрыть рот, ощущая себя так хорошо, как никогда в жизни.
— Он скоро будет здесь.
Не знаю, шептал он это мне или себе.
— Звучит так, словно он уже тут, — сказал я с той же ухмылкой, что и раньше.
Робби метнул взгляд на меня, а потом на дверь. Он совершенно точно пока не слышал того же, что и я. А я привык к тому, какие звуки сопровождают присутствие Блэка. И знал, что Робби тоже услышит — это только вопрос времени.
Каждый шаг Блэка, обутого в тяжелые ботинки, глухим эхом отдавался вдоль пустых стен. Как только Робби встал, я понял, что он, наконец-то, услышал и чертовски разозлился. Блэк ничего не делал наполовину. Все или ничего — вот что делало его лучшим. И потому люди платили за его услуги тысячи и тысячи долларов.
Поэтому у него и не было больше друзей, только я.
Но даже тогда я думал: кого он видит во мне, друга или скорее жертву?
До нее. Это было до нее. Потом в его броне появилась брешь. Для нее он был готов на все — и делал все, что мог.
Робби возился с пистолетом. На меня даже не смотрел. Потому что… я раскололся, разбился, сломался.
Шаги в тяжелых ботинках раздавались все ближе. Я не думал, что он придет. Блэк пытался быть нормальным, не правильным, а просто нормальным — для нее. Ради нее он был способен на все. Такая любовь, ради которой можно умереть. Такая, которая тронет тебя, даже если ты уже влюблен.
— Блядь! — выругался Робби.
Он заряжал пистолет по одной пуле, раз за разом направляя его обратно на дверь. В конце концов, он посмотрел вниз и направил второй пистолет — в левой руке — на меня. По одной пушке в каждую сторону — на дверь и на меня.
Глава 4
Джейк
Когда чувствительность вернулась, первое, что я почувствовал — боль. В пальцы словно впились тысячи игл, которые вонзались вновь и вновь, с каждым новым ударом сердца. Порезы на теле были легкими — бывало и хуже, но, тем не менее, они тоже болели, пусть и не так сильно. С другой стороны, их пульсация оказалась довольно ощутима. Вытекшая кровь окрасила бетонный пол темным — изначально ярко-алый теперь превратился в темно-красный цвет.
Я с увлечением наблюдал за Робби. Он знал, что Блэк идет, и дрожал от одного этого понимания. Шаг. Всего только шаг. Должно быть, Робби осознавал, что скоро умрет. И что, в конечном счете, Блэк будет тем, кто принесет ему смерть.
— Следи за дверью, — сказал я ему.
Робби опустил взгляд вниз, на меня, а затем поднял обратно на дверь. Никогда не видел человека одновременно настолько храброго и оцепеневшего. Он хотел убить Блэка, но, думаю, прекрасно понимал, что тем, кто умрет сегодня, окажется он сам.