Бендиго Шефтер
Шрифт:
По склону поднимался ее Буд.
— Ты будешь помогать мистеру Шафтеру, — сказала она. — И будешь у него учиться. Не каждый мужчина знает, как построить дом.
Рут Макен умела подарить человеку сознание собственной значимости. Что же теперь мне оставалось, как не стараться изо всех сил?
Холодок по утрам напоминал о приближении зимы, но я обтесывал каждое бревно тщательно, не спеша.
Мускулы рабочего человека хранят неподвластные разуму знание и сноровку, руки и сердце его полны любовью к дереву, прекрасному дереву, свежие щепки которого так и летят во все стороны.
Я работал
Двигаться, конечно, проще: дорога как ловушка, она затягивает, отвлекает, все колебания откладываешь на потом, до конца путешествия. Останавливаешься — и вот маета и сомнения опять с тобой, а проблемы тут же начинают требовать решения.
Земля обетованная — дальняя и недостижимая земля. Только вот издали она сверкает золотым огнем, а стоит к ней приблизиться, как выясняется, что легко ее не завоюешь. За нее нужно платить силой и отвагой.
Легко рушить, тяжело строить. Насмешка дается легко, а вот идти своим путем, невзирая на насмешки, — есть удел настоящего мужчины.
Нили Стюарт уже жалел о том, что мы остановились, и все поговаривал, что весной стоит двинуть дальше, в Калифорнию. Тома Крофта, неуверенного и сомневающегося во всем, убедить было легко, он всегда прислушивался к Нили, да и Мери была мужу под стать.
Даже Уэбб, который первым бросил колонну фургонов, поддержав Рут Макен в ее решении, толковал о том, чтобы снова пуститься в путь, как только холмы зазеленеют весенней травой. Уэбб был беспокоен, раздражителен, решителен и силен и всегда был готов прийти другим на помощь. Он путешествовал вместе с сыном, Фосстером, или Фоссом, — самонадеянным и нахальным парнем.
Джон Сэмпсон, мой брат Каин и я хотели остаться здесь. Мы были всем довольны, недоверие вызывал только один человек — холостяк Этан Сэкетт, вожатый всего огромного обоза, который неожиданно тоже решил здесь обосноваться.
— Что у нас общего? — спросил Уэбб. — Он нам чужой, настоящий бродяга.
— Он решил остаться, и теперь он один из нас.
— Это все из-за миссис Макен. Не будь ее, он бы не остался. Говорю вам, он чужак.
Первая ночь у костра. Мы отделились от вереницы фургонов и теперь в осеннем ночном холоде жались поближе к огню. Нам было не по себе от того, что мы сделали, нервы напряжены до предела.
— Он с нами недолго продержится, — заявил Нили Стюарт. — Такому на месте не усидеть. Он больше смахивает на индейца, чем на белого.
— Мы даже не знаем, каково зимовать в этой стране, — мягко сказал Стюарт. — Зря мы остановились.
— Миссис Макен весной откроет магазин, — сказал я.
— Что она будет продавать? — усмехнулся Стюарт. — И кому?
— Она собирается торговать одеждой и сапогами. Еще с мужем запасла. А потом — те овощи, что мы вырастим. Будет закупать и продавать при случае.
— Женские фантазии!
— Нет, тут развернуться можно, — сказал Уэбб. — Все время идут обозы. Но я двину дальше, как только потеплеет.
— А я остаюсь.
Каин сказал это совершенно спокойно. К нему все прислушивались, но до сих пор он молчал.
У него прямоугольное, крупное, будто вырубленное из дуба лицо, угловатое, большое и мощное тело. Но двигается он легко и прекрасно владеет каждым своим мускулом. Он не болтун и, прежде чем говорить, все хорошо обдумает.
— Я открою кузницу и мастерскую. Вдова Макен знает, что говорит.
— Как хочешь, — стоял на своем Стюарт. — А я поеду дальше.
Но в голосе его уже не было прежней решимости, уверенность моего брата ее поколебала.
— Я уйду с первой травой, — сказал Том Крофт. — Тут такая дикость. Одна только мысль об индейцах расстраивает мою жену…
Я сник: если они уедут, у нас, в случав нападения, не хватит сил, чтобы отразить атаку индейцев. Придется уезжать тоже.
Через долину, которую мы выбрали, пролегала тропа шошонов, но тут еще кочевали племена сиу, иногда юты и даже черноногие. Мы сами напрашивались на неприятности.
Утром я поднимался по склону, чтобы продолжать строить дом для вдовы Макен. Вода вдоль берегов ручья застыла затейливыми кружевами, а луга поседели от инея. Дыхание превращалось в облако, и когда волы тащили поваленные мною стволы, от их шкур поднимался густой пар.
В морозном утреннем воздухе раздавался бодрый звон топоров. Посмотрев с террасы в ту сторону, где когда-то вырастет город, я увидел брата, который вымерял шагами наш будущий дом.
Острие обоюдоострого топора легко и глубоко входило в древесину, щепки величиной с ладонь падали к ногам. Изредка я останавливался, чтобы послушать, как переругиваются белки на соседних соснах. Останавливался ненадолго, нужно было спешить. Я радовался, что руки крепко держат инструмент, что мускулы работают исправно, радовался запаху пота и свежесрубленной сосны.
Вместе с Будом мы выбирали деревья для порубки. Нужно было не только следить за тем, чтобы они были прямыми и толстыми, наша вырубка не должна повредить лесу, чтобы оставшимся деревьям стало легче расти.
— Деревья — что приплод, Буд Макен, — говорил я. — Выбирать их нужно бережно, не забывая про лес.
— Так здесь же тьма деревьев, — возразил он.
— Лес — такое же живое существо, как и человек с его телом, — сказал я. — Каждая его частичка зависит от остальных. Лесу нужны птицы, бобры… все его звери и растения. Лес приютил у себя птиц, а они платят ему тем, что едят насекомых, удобряют почву пометом, разносят семена. Бобер строит себе плотину, и она удерживает воду на поверхности земли, и хоть он строит только для себя, но, когда жара, его запруды питают лес водой.
Я помолчал.
— Прислушайся — и услышишь, как лес дышит, — прошептал я.
Этому учил меня отец. И еще он говорил, что мы — часть земли, что нас просто одолжили у нее на время, одолжили с умыслом, с мечтой о будущем.
Он утверждал, что жить в природе — это значит жить вместе с ней. Пользоваться ее дарами, но не губить ее. Так я и был намерен действовать и теперь объяснял Буду, почему мы так тщательно выбираем деревья для порубки.
То знание, что я получил от отца и Каина, следовало передать Буду и моим будущим сыновьям. Точно так же, как пчела, собравшая мед, передает его тем, кто сумеет извлечь из него пользу. Только научить я пока мог немногому, по большей части мне еще предстояло учиться самому.