Бенедикт Коуска, О невозможности жизни

Станислав Лем

Бенедикт Коуска. О невозможности жизни

Профессору Б. Коуске я обязан несколькими самыми приятными часами моей жизни, проведенными за чтением его труда "Де импоссибилитате витэ" (О невозможности жизни). В нем излагаются взгляды, определенно расходящиеся с ортодоксальной наукой; вместе с тем нет, однако, и речи о полном помешательстве. Работа его находится на полпути между тем и другим, в той переходной зоне, где нет ни дня, ни ночи, а разум, ослабив путы логики, не рвет их, однако, так, чтобы впасть в невразумительный лепет.

Профессор Коуска написал исследование, в котором доказывает, что налицо две исключающие друг друга возможности: или ложная в своей основе теория вероятности, на которой

Бенедикт Коуска начинает с открытия, что теория вероятности - инструмент неисправный. Понятием вероятности мы пользуемся тогда, когда не знаем чего-либо наверняка. Вероятность - это как бы палка слепца, которой тот ощупью отыскивает дорогу. Если бы он видел, ему не нужна была бы эта палка; если бы игрок на скачках знал, какая лошадь быстрее всех, ему не потребовалась бы теория вероятности.

Вероятность появляется только там, где что-то еще не произошло. Так говорит наука. Но каждый понимает, что две пули дуэлянтов, расплющившиеся друг о друга, так же как и ваш зуб, сломавшийся, когда вы лакомились рыбой, о перстенек, который вы нечаянно утопили в море шесть лет тому назад и который проглотила как раз эта рыба, так же как и соната Чайковского, сыгранная попавшим под шрапнельный обстрел складом с кухонной посудой благодаря тому, что шарики шрапнели поражали большие и маленькие кастрюли именно так, как этого требуют ноты, - что все это, если бы оно произошло, представляло бы собой чрезвычайно неправдоподобные явления.

Теория вероятности, - говорит профессор Коуска, - в состоянии сказать, сколько раз нужно было бы повторять поединки, терять перстни и стрелять по кастрюлькам, чтобы произошли названные выше удивительные события. Все это, однако, вздор. Для того, чтобы случилась очень невероятная вещь, вовсе не нужно, чтобы совокупность явлений, к которым она принадлежит, представляла непрерывную серию. Положим, я бросаю сразу десять монет. Шанс выпадения сразу десяти орлов или десяти решек составляет всего 1:1024. Но я отнюдь не должен бросить их не менее 1024 раз, чтобы вероятность выпадения десяти орлов или решек стала равна единице. Я всегда могу сказать, что мои попытки служат продолжением эксперимента, в который входят все прошлые случаи бросания десяти монет сразу. Таких попыток на протяжении последних 5000 лет истории Земли должно было быть неисчислимое множество, так что я как раз должен надеяться, что все монеты упадут вверх решками или орлами с первого раза.

С научной точки зрения безразлично - будет ли некто подкидывать монеты так, чтобы шла непрерывная серия, будет ли он это дело на время откладывать, чтобы съесть в перерыве кнедлик или пропустить рюмочку, или же вообще этим будет заниматься не один и тот же человек, а всякий раз - другой, и не в один день, а, скажем, каждую неделю или каждый год - для распределения вероятности это не имеет ни малейшего значения. Десять монет бросали уже финикийцы, сидя на бараньих шкурах, и греки, спалившие Трою, и галлы, и турки, и те купцы, которые торговали детьми из десятого крестового похода, и Ричард Львиное Сердце, и Робеспьер, и еще десятки тысяч других любителей - совершенно неважно кто. И поэтому мы, кидая монеты, можем считать, что совокупность чрезвычайно велика и наши шансы выкинуть одновременно десять орлов или десять решек просто огромны! "Попробуйте-ка, - говорит профессор Коуска.
– попробуйте-ка бросьте! Увидите, что из этого получится!"

Затем профессор Коуска предпринимает обширный мысленный эксперимент, относящийся не к каким-то гипотетическим явлениям, а к тому, что является частью его собственной биографии. Повторим за ним вкратце наиболее интересные моменты этого анализа.

Некий военный лекарь вышвырнул во время первой мировой войны за дверь операционной сестру милосердия, потому что он делал операцию, когда та по ошибке вошла именно в эту дверь. Если бы сестра милосердия была лучше знакома с госпиталем, она бы не спутала дверь в операционную с дверью в перевязочную, а если бы она не вошла в операционную, хирург бы ее не выставил вон. Если бы он ее не выставил, то не вынужден был бы принести сестре милосердия свои извинения, не влюбился бы в нее, не женился, а вследствие этого и профессор Бенедикт Коуска не появился бы на свет как ребенок именно этой супружеской пары.

Из вышесказанного, казалось бы, следует, что вероятность существования профессора Коуски определена была вероятностью правильного или неправильного выбора двери сестрой милосердия в данный год, месяц, день и час. Но это вовсе не так. У молодого хирурга Коуски в этот день не было назначено никакой операции; однако его коллега, доктор Попихал, желая отнести в прачечную белье своей тетушки, вошел в дом, где из-за перегоревших пробок на лестнице не было света; он свалился с третьей ступеньки и вывихнул в щиколотке ногу. Именно поэтому Коуска и должен был его заменить в операционной.

Профессиональные статистики обычно уклоняются от обсуждения вероятности таких явлений, как чье-либо появление на свет. Они отговариваются тем, что дело здесь в одновременном наличии большого числа причинно-следственных цепочек различной природы, и в конкретных случаях никогда не удается собрать как достаточно мощной, так и достаточно всесторонней информации, чтобы дать реальный прогноз того, какова вероятность рождения особи Х с чертами У. Но тут якобы лишь т е х н и ч е с к а я, а не принципиальная возможность; она заключается в трудностях накопления информации, а не в том, что такой информации вообще нет на свете. Эту ложь статистической науки профессор Бенедикт Коуска намеревается разоблачить и заклеймить.

Шансы рождения следует подсчитывать не по одному совпадению обстоятельств, а по многим: по тому, что сестру милосердия направили именно в этот, а не в другой госпиталь, по тому, что ее улыбка в тени, отбрасываемой рогатым чепцом, напоминала издалека улыбку Моны Лизы, а также и по тому, что в Сараево был застрелен эрцгерцог Фердинанд. Ведь если бы его не застрелили, то не вспыхнула бы война, а если бы она не вспыхнула, девица не пошла бы в сестры милосердия. Следовательно, необходимо учесть общую теорию баллистики стрельбы по эрцгерцогам. Однако из-за того, что попадание в эрцгерцога было обусловлено движением его автомобиля, нужно также принять во внимание теорию кинетики автомобилей модели 1914 года, а помимо того - психологию лиц, совершающих покушения (не каждый на месте этого серба стал бы стрелять по эрцгерцогам). Нельзя также сбрасывать со счетов и общую политическую ситуацию Европы летом 1914 года.

Между прочим, брак не был заключен ни в том году, ни в 1915-м, когда молодая пара была уже хорошо знакома, потому что хирурга откомандировали в укрепленный район Перемышля. Оттуда он должен был съездить во Львов, где жила девица Марика, которую родители, принимая во внимание общие деловые интересы, предназначили ему в жены. Но из-за наступления Брусилова, а также продвижения южного крыла русских войск Перемышль оказался окружен, и в скором времени хирург отправился не ко львовской нареченной, а в русский плен. Сестра милосердия крепче запала ему в память, чем невеста, потому что сестра милосердия не только была хорошенькая, но и пела романс "На ложе из цветов усни, любимый мой" значительно лучше Марики, у которой был полип голосовых связок, а из-за этого - насморочный тембр голоса. Правда, ей в 1914 году должны были удалить полип, но офицер-отоларинголог, который должен был его удалять, проиграл в львовском казино большую сумму, украл полковую кассу и сбежал в Италию. И вот, вернувшись в 1919 году в Прагу, доктор Коуска даже и не подумал разыскать свою невесту, а сразу направился к дому, где жила девушкой на выданье его сестра милосердия.