Бенгальские душители
Шрифт:
Хотя боцман и славился своей провансальской выдержкой, но вид стоявшего перед ним в одной набедренной повязке индуса, с которого ручьями стекала вода, ошарашил его. Тот же слепо хлопал глазами, как попавшая на солнце сова.
Бродяга Мариус, немало повидавший за двадцать пять лет своей службы и на море, и на суше, мог с любым поговорить, на каком бы языке тот ни изъяснялся.
— Откуда, сорт тебя подери, ты взялся? — спросил он на невообразимом, но вполне понятном английском.
Индус молча ткнул своим сухим и черным как смоль пальцем
— Нисего себе, прогулоску соверсил! — молвил Мариус. — Кто же ты?
— Искренний и преданный друг…
— А, из тех, кого сють не слопали кокодрилы?
— Да.
— И сто тебе нузно?
— Как можно быстрее поговорить с женой сахиба… капитана Бессребреника…
— Но, приятель, сейсас не осень подходясее для визитов время.
— Пойми, я не явился бы сюда, рискуя погибнуть в пасти гавиала или от английской пули, не будь в том особой необходимости.
— Я не против… Но мадам, возможно, спит… Придется разбудить горнисную, пусть узнает.
— Жена сахиба не спит. Сердце ее разрывается от горя. Она оплакивает того, кого любит… Пойдем же! Мои слова утешат ее… Пошли! — решительно заявил индус.
Провансалец погасил свет и в сопровождении индуса бесшумно направился к корме, где размещалась хозяйская каюта. Так как выставить караул у жилых помещений судна англичане все же постеснялись, их никто не заметил.
Подойдя к каюте миссис Клавдии, боцман тихо спросил по-французски:
— Мадам, вы меня слысите? Это я, Мариус.
— Да, друг мой, что случилось?
— Здесь один индус… Из тех, кого мы тогда спасли… Он хочет сообщить о капитане.
Молодая женщина радостно воскликнула:
— Входите же скорее, Мариус! Ведите его!
Открыв дверь, боцман разглядел, несмотря на мрак, супругу капитана, спешившую им навстречу. Оставив на всякий случай провансальца снаружи, она провела индуса в салон, опустила ставни и драпировки и, удостоверившись, что не осталось ни единой щелочки, включила свет.
Лицо этой прелестной женщины побледнело, под глазами залегли темные тени. Но и теперь на нее нельзя было смотреть без восхищения.
Сраженный красотой, индус почтительно поклонился и опустился на колени. Он не пытался скрыть своих чувств. Взгляд его сверкающих глаз стал мягок, выражение лица уже не было столь свирепым, а гортанный голос приобрел чуть ли не нежное звучание.
— Я раб твой, о женщина, обликом своим подобная рожденной в цветке лотоса богине Шри! [38] И ты не только прекрасна, но и отважна, а рука твоя тверда и сильна, словно длань бога войны Сканды — сына всемогущего Шивы.
38
Шри — одно из имен богини Лакшми, переводится как «сияющая, прекрасная, благостная, приносящая счастье».
Индиец взирал на нее со страстным благоговением фанатика, готового на все ради своего
— Мы всегда рады видеть тебя, друг мой, — проговорила Клавдия. — Но ты ведь пришел не просто так, а с какой-то вестью?
— Да, конечно. Дело в следующем: англичане обвиняют твоего мужа в том, что он спас нас и будто бы подстрекает индусов к бунту…
— Какая низость!
О, это отъявленные мерзавцы! Но ты ничего не бойся. Десять тысяч индусов дали клятву, что освободят его. А завтра нас будет уже сто тысяч. И если понадобится, то поднимется вся Индия, чтобы только вырвать капитана из тюрьмы и вернуть тебе, его нежной супруге!
— Но и англичане не станут сидеть сложа руки!
— Не волнуйся! Мы обещали богине Кали, что наш благодетель, жив и невредим, будет на свободе — и не позже чем через три ночи!
— Да сбудутся твои слова, отважный пандит!
— Я не удостоен чести быть пандитом, посвященным в сокровенные тайны, я простой факир. Пандиты — наш разум, мы же — руки. Они приказывают, мы выполняем. На всей земле не найти правителей, которым бы так повиновались, как им!.. Помни же, что бы ни случилось, что бы ни говорили тебе, ничему не верь и ничего не бойся. Даже если услышишь, что капитан Бессребреник болен… что он умер… Даже если сама увидишь его остановившиеся глаза, бездыханные губы, холодное и окоченевшее тело… Никогда не думай о смерти и не сомневайся в том, что он жив.
— Ты пугаешь меня!
— Еще раз повторяю, ничего не бойся. И пусть сердце твое всегда будет преисполнено надеждой, даже если она и покажется тебе беспочвенной. А без этого нам не спасти капитана.
— Я поступлю так, как ты сказал, — твердо произнесла бесстрашная американка.
— А теперь мне пора, — сказал факир. — Напиши мужу несколько нежных слов, ведь он больше всего страдает от разлуки с тобой. Он вне себя будет от радости, когда завтра утром получит записку.
Миссис Клавдию глубоко тронула такая забота о них обоих. Сев за письменный стол, она написала короткую, в несколько строк, трогательную записку и вручила факиру.
Тот почтительно принял ее, свернул в трубочку, отвинтил навершие рукоятки кинжала, висевшего на запястье левой руки, вложил послание в открывшуюся полость и затем привел рукоятку в прежний вид.
— Прощай, госпожа, я ухожу! — промолвил индус и, не дожидаясь ответа, покинул каюту.
— Будь осторознее! Похозе, эти сельмецы в красных мундирах сто-то подозревают, — предостерег его Мариус, все это время стоявший на страже.
Факир пожал плечами.
— Англичане мне не страшны… Они для меня то же, что нечистые свиньи!
— Спасибо, приятель, и счастливого пути! — сказал Мариус.
Пожав ему руку, факир пробрался к борту и исчез в ночи — да так ловко, что даже не было слышно всплеска воды.
— Ух ты, сорт, ну и лапа! — произнес Мариус, потирая свою огромную ручищу после пожатия этого тщедушного на вид человека. — Лихой парень, англисанам не легко будет таких одолеть!