Бенни. Пуля вместо отпуска. Исход - только смерть
Шрифт:
— У меня не один офис для приема посетителей. И по горло своих дел! Я также…
— Я это знаю, Герб, поверь.
— Могу я закончить?
Дженис тоже резко переменила тон:
— Переходи к делу, Герб. Нечего вешать мне лапшу на уши!
Саттерфилд и Дженис знали друг друга очень хорошо, поэтому он немедленно отреагировал:
— Хорошо. Где Фелл?
Дженис плотно сжала губы, потом, через мгновение, расслабилась и с расстановкой ответила:
— Тебе придется подождать, Герб.
— Ждать? Да ты представляешь, что он делает со мной? Не в моих привычках ждать вообще кого бы то ни было, а уж людей его сорта тем более! Когда я…
— Когда
Саттерфилд вздернул подбородок и впился взглядом в Дженис: он, казалось, на мгновение лишился дара речи. Затем более спокойно произнес:
— Сейчас я кое-что объясню тебе, Дженис. Он зависит от меня так же, как и я от него. Так где он?
— Не могу тебе сказать.
— Не хочешь? Или не знаешь?
— Он вернется, Герб.
— Когда? К тому времени, когда на него ополчится весь город? И это уже не будет иметь никакого отношения к тому, что я думаю о нем. А случится из-за его делишек, его отсутствия…
— Хорошо, Герб. Будь, что будет.
Саттерфилд подумал было на миг, что она собирается сообщить, где находится Фелл, но Дженис только хотела прервать его разглагольствования. Она старалась не выдать своего беспокойства и сохранить на лице равнодушную маску. Сказать ей было нечего. Если она сообщит Саттерфилду то, что он так жаждет узнать, добром это не кончится и лишь ухудшит положение дел. Больше, чем кто-либо другой, Дженис хотела, чтобы Том Фелл вернулся. И совсем по иным, бескорыстным причинам и из самых хороших побуждений.
Саттерфилд заговорил опять:
— А ты знаешь, что я вот уже почти месяц не получаю денег на свой счет? Сознаешь ли ты в полной мере, что эти деньги должны поступить на счета очень многих, в противном случае вся наша многоступенчатая связь по всему городу рухнет в одночасье?
— Герб, если ты нуждаешься в деньгах…
— Видимо, у тебя нет ни малейшего представления, сколько Том платит нам за прикрытие.
— Нет, да я и знать этого не хочу! Пойди поговори с кем-нибудь из организации.
— Они не больше чем я знают, где он. Ерзают на своих стульях так, словно сиденья подключены проводами к электросети. Все, что они знают, это как получать приказы, и нет никого, кто бы мог отдавать их.
— Мне вовсе не интересно слышать обо всем этом.
— Так тебя это не волнует? Выходит, тебе наплевать на Тома?
Дженис резко поднялась со стула, и оказалось, что она гораздо выше ростом Саттерфилда. Он смешался на миг, ожидая ее крика, но она лишь очень тихо промолвила:
— Уходи! Уходи, Герб!
Саттерфилд направился к двери, открыл ее и с порога произнес:
— Ты только подливаешь масла в огонь, да будет тебе известно!
— И не приходи сюда, чтобы впутывать меня в твои дела и дела Тома. Я… сама по себе.
— Очень скоро и все остальные смогут сказать о себе то же самое.
Дженис выглянула в окно, а потом перевела взгляд на Саттерфилда: ей хотелось, чтобы он поскорее ушел.
— Почему бы тебе не повидать Пэндера? Он сейчас за главного, — предложила она.
— Этот клоун?
Дженис пожала плечами:
— Тогда повидайся с Криппом. Том и Крипп всегда были очень близки.
Глава 4
Машина Криппа оставляла за собой клубы пыли, пока заезжала в железные ворота с вывеской, на которой значилось: «Ферма „Дезерт“». Внезапно пыль улеглась. Грунтовая дорога от
3
Дезерт — пустыня (англ.). (Здесь и далее примеч. перев.).
Крипп припарковался под деревом. Он прибыл на пять минут раньше, поэтому еще немного посидел в машине, поправляя галстук и приглаживая руками светлые блондинистые волосы. В типе его лица не было ничего от человека нетерпеливого, черты были настолько правильными, что нелегко было решить, красив ли он или просто симпатичный, и, если бы не крепкая шея и сильные плечи, Криппа вполне можно было принять за зеленого юнца.
Через какое-то время он выбрался из машины и, неловко размахивая руками, побрел к зданию. Было шоком увидеть, как он идет: все его тело при каждом шаге дергалось, а нога была неестественно скрюченной. Поэтому его и прозвали Криппом [4] .
4
Сокращенное от cripple — калека (англ.).
— Я Джордан, — объявил он возле конторки. — К доктору Эмилсону.
Он обождал в вестибюле, разглядывая индейский декор. Молодая женщина в сандалиях и ситцевом платье повела его через многочисленные коридоры совсем не больничного вида: первый был розовым, следующий — розовато-лиловым, а тот, что за ним, — оранжевым. Время от времени женщина пользовалась ключами, висевшими у нее на поясе.
В офисе доктора Эмилсона индейского декора тоже хватало.
— Вот и опять я, — произнес Джордан. — Насчет мистера Фелла.
Доктор Эмилсон вышел к нему из-за стола с профессионально-вежливым видом: слабая улыбка, ненавязчиво-пристальный взгляд, не скрывающий в себе, однако, ничего обидного.
— Разумеется, мистер Джордан. Не желаете ли присесть?
Крипп уселся.
— Позвольте предложить? — Доктор Эмилсон протянул гостю тяжелую деревянную сигаретницу.
Крипп отказался.
— Я спешу, — сообщил он, следя за тем, как доктор достает сигарету себе.
Эмилсон опять уселся за свой стол и закурил. Он делал это, не затягиваясь, а просто выпуская дым изо рта, как начинающий курильщик. Доктор был молод, с гладкой кожей на лице и небольшими усиками, явно предназначенными для солидности и придания их обладателю большего веса в глазах пациентов.