Бераника. Медвежье счастье
Шрифт:
А когда «галантный» поручик полез мне другую руку целовать, Лисандра и вовсе перекорежило. Но уже по другой причине — для него я вдова его недавно умершего отца. И любой мужской интерес ко мне вызывал в мальчишке дурной собственнический протест. Ох, только этого не хватало.
В любом случае все обернулось к лучшему: офицеры ушли, забрав злобного скандалиста в комендатуру. Думаю, не начни этот вонючка наезжать на лейтенанта — не видать бы мне его поручительства. А тут нашла коса на камень.
— Ох, барыня, ты в своем праве, конечно, — торговки постепенно опять стянулись к моей тележке,
Я нахмурилась. А ведь она права. Как бы не накликать визита мужиков с дрекольем. Хотя открыто этот гад полезть не посмеет. А вот нанять каторжников ему никто не помешает… нам домой через лес идти.
Кажется, сегодняшним прибытком придется пожертвовать. Вряд ли покупки уцелеют при нападении. А оно почти наверняка будет. Староста после возвращения из комендатуры близко подходить не стал, но я его взгляд из-за спин толпы оценила. Такие люди месть откладывать не умеют.
Пришлось снова давить на кнопки лейтенантского благородства, и тут уж в сторону недовольство пасынка. Хотя напрямую провожатого с собой брать — неправильно. Те самые бабы, что так хорошо меня приняли, первые языки по полу распустят — и давай мести. Одно дело честная вдова с детьми, и совсем другое — вертихвостка, которая мужиков в лес водит. Вся доброжелательность разом исчезнет.
Одна надежда, что злющий господин лейтенант, которого корежит от противоречивых чувств, все же пошлет подмогу. А моя задача — сберечь до этого момента детей и не дать себя убить.
— Не смей строить глазки этим… этим! — первым делом выпалил Лисандр, едва мы вытолкали перегруженную тележку за околицу и свернули на тропинку, ведущую к дому. Но слава тебе господи, хоть на людях скандалить не стал — что-то соображает.
— Во-первых, ты не будешь мне указывать, что делать, — спокойным голосом ответила я, быстро оглядываясь. — Во-вторых, ты не будешь спорить со мной сейчас. Так, дети. Тихо. Эмилина и Кристис, берете Шона за руки — и бегом по тропинке вперед, как только свернем туда, где нас из села уже не видно. Лисандр, бежишь следом и следишь, чтобы. Никто. Не упал. Не отстал. И не потерялся!
— Подожди, ты о… — ошарашенный подросток, который не ожидал такой резкой смены темы, упрямо выдвинул подбородок и явно приготовился препираться.
— Некогда! — я за плечо развернула его носом в сторону дома и довольно чувствительно шлепнула по затылку. — Делай, что говорят! У кувшинковой заводи свернете налево и через овраг в дубраву! Домой не ходите, понятно?! Где яма под корнями, все помнят? Сидите там, пока я за вами не приду.
Лисандр аж вскинулся, но поглядел мне в глаза и сдулся. У меня еще в прежней жизни так было — опасность и настороженность заставляли вылинять родной синий цвет радужки, а золотистое «солнышко» вокруг зрачков становилось ярче. Разок в зеркале видела — сама испугалась.
— Ма-а… — пискнул Шон. — Бера…
— Бегом! Все будет хорошо, если будете слушаться! — прикрикнула я и с радостью увидела,
Уф-ф-ф… А я неспешно покатила тяжелую тележку дальше по тропе, стараясь не попадать колесом на торчащие из утоптанной земли еловые корни. Шла и прислушивалась… может, пронесет? Или уж лучше вскрыть нарыв сразу? А если лейтенант замешкается?
Глава 14
Вежеслав Агренев:
Вот за что уважаю Шилова, так это за его способность мгновенно отбрасывать шутовские манеры и становиться предельно собранным, как только дело обретает серьезный оборот.
Подозрения вдовы не показались ему пустыми, поручик прищуренным взглядом оценил рыночную площадь и пристально уставился на крыльцо кабака. Заходил ли туда староста, мы не видели, но, если он решит нанять проходимцев для грязного дельца и одновременно составить себе алиби, — лучшего места не найти.
Шилов следил за кабаком, стоя у окна в комендатуре, а я быстро вызвал пятерых караульных и велел им быть наготове. Довольно скоро наш дозорный знаком подозвал меня к себе, я как раз закончил перезаряжать свой огнестрел и подошел к окну.
— Вон те четверо, — коротко доложил Шилов. — Вышли из кабака и как-то подозрительно оглядываются. Сейчас посмотрим, куда пойдут и будут ли разделяться. А староста точно в питейной, я местному пацану грош кинул, тот сбегал, заглянул.
Когда минут через двадцать мы с Шиловым и с караульными осторожно пробирались по тропе вглубь старого ельника, я поневоле поймал себя на том, что сердце колотится чуть не в горле. И даже не от волнения, а от злости на эту самоуверенную девчонку. Как только у нее получилось заставить меня идти на поводу?!
Надо было не слушать, брать в охапку и вести домой, а на обратном пути разобрался бы со старостиными прихвотнями. Подумаешь, сплетни! Жизнь дороже. А теперь что? Не дай бог покалечат или еще хуже — это на моей совести будет.
Чер-р-рт, зла не хватает!
— Вон они, паскудники, — хриплым шепотом сказал один из солдат, отводя еловую лапу в сторону.
Я прищурился — за бугорком тропа делала поворот, и на усыпанной старой хвоей земле лежала опрокинутая тележка. Высыпавшиеся из нее кули и мешки не давали разглядеть толком, что там происходит, только было понятно, что трое висельников с грязными ругательствами пинают что-то, попавшее им под ноги.
У меня аж в глазах потемнело от ярости, я подумал, что это она… и уже почти рванул туда, чтобы пристрелить на месте эту падаль, но тяжелая рука старого солдата опустилась мне на плечо:
— Погоди, вашбродь, не горячись. Куль с овсом они пинают, бестолочи. А баба с детишками, по всему, убегла. Вот и ярятся. Давай-ка, вашбродь, в клещи их возьмем, шоб никто не утек. Да за брюхо-то и пошшупаем.
Меня еще за Южным Хребтом отучили от дурной офицерской спеси, и к дельным советам бывалых солдат я взял за правило прислушиваться. Так что кивнул и сделал знак разойтись. Но тут же коротко вскинул руку, призывая замереть, — на тропе что-то изменилось.