Берег динозавров
Шрифт:
Нажав кнопку, я получил обед. Он выскочил из прорези, окутанный паром: синто-это, псевдо-то. Вспомнились запеченная ветчина и кукурузные початки… И Лайза, ожидающая меня в душистой темноте…
К черту все это, я так не договаривался!
Человек покинул станцию, сделал свою работу, привык к чему-то, затем бросил все, следуя зову долга с условием, что мыслефон избавит его от мучительных воспоминаний. Контрактом не предусмотрено, что я буду сидеть в потемках на пустой станции, жевать опилки и тосковать по голосу, улыбке, прикосновению…
Что за черт? Ведь она просто женщина, эфемерное создание рожденное еще на заре времен и имевшее
Лайза, Лайза!..
— Ну, хватит! — приказал я себе и вздрогнул от звука собственного голоса, эхом пронесшегося по пустой станции.
«Всему есть простое объяснение, — на этот раз я говорил уже про себя.
— Ну, возможно, не простое, но все же объяснение!».
— Успокойся! — произнес я снова вслух, не обращая внимания на эхо. — Выброс перенес станцию назад, в более раннюю временную точку. Да, станция та же. Но время другое. А может быть, времени и вообще нет. Математики во всем разберутся — потом. Я все равно не понял бы ничего, но это неважно. Станция существует, а на ней существую я. Вопрос заключается в том, что же мне теперь делать?
Воздух вокруг меня был густым и беззвучным, как на похоронах. Казалось, все вокруг ждет чего-то, что должно вот-вот произойти. Но, если я не постараюсь, не произойдет ничего.
«Ничего, Рэвел, — успокоил я сам себя. — Не вешай носа. Ты знаешь, что делать. Ты можешь только одно. Единственный выход…»
Я встал и направился в операторскую, к кабинке перехода. Пластины были горячими, показания шкал — нормальными. Все выглядело, как обычно. Разве что не горели веселые зеленые огоньки, говорящие о том, что цепи внешней связи замкнуты на Центре Некса.
Оставалось сделать шаг внутрь кабины и перенестись — неизвестно куда.
В голове у меня пронеслось несколько интересных вопросов, но не было времени искать на них ответы. Я шагнул вперед. Дверь захлопнулась, оставив меня наедине со своими мыслями. Я поторопился нажать кнопку, прежде чем они полностью увлекли меня.
Беззвучный взрыв швырнул меня через пространство.
9
Головокружение медленно проходило, постепенно возвращались ощущения: жара, что-то твердое под боком, тихое почти музыкальное поскрипывание и завывания, слабый свет, проникающий сквозь веки…
Я открыл глаза. Вода искрилась под лучами солнца. Я почувствовал, как доски палубы, на которой я лежал, давят мне на ребра, затем вдруг исчезают…
Попробовав встать, я застонал от резкой боли, пронзившей тело. Но сесть мне все-таки удалось.
Плоскость горизонта выровнялась, но продолжала подрагивать, размытая горячим воздухом, и снова проваливалась вниз, когда фальшборт из обтершейся, обожженной солнцем древесины вздымался, заслоняя море. На фоне яркого синего неба раскачивались мачты, рангоуты и прочий такелаж парусника. Мозг сфокусировался на полученных под гипнозом данных, и я распознал типичную оснастку португальского галеона шестнадцатого столетия.
Но как-то подсознательно я ощутил, что это имитация, возможно, из эпохи расцвета, около двух тысяч двухсот двадцатого года новой эры. Великолепная подделка с искусно вырезанными фигурами и тщательно подогнанными досками, хотя под деревянной палубой наверняка скрывалась стальная обшивка и небольшой реактор, роскошные каюты со всеми удобствами для оператора и десятка отдыхающих.
Постепенно ко мне вернулся слух, и я стал различать
Что-то тяжело грохнулось на палубу, над бортом взлетел веер соленых брызг. Одежда моя сразу стала мокрой. Я обтер лицо, приподнялся и в полумиле увидел другой корабль — тяжелый двухпалубник с тремя мачтами, на одной из которых развевался длинный зеленый шкентель с серовато-белым мальтийским крестом. Вдоль его борта появились облачка белого дыма с яркими огоньками в центре. Секундой позже в море выросли водяные столбы. «Бум!» — донеслось с той стороны, как отдаленный гром.
Мысли мои в корне переменились. Картинка группы отдыхающих, путешествующих по Карибскому морю на своем стилизованном пиратском корабле, испарилась — стреляли самые настоящие орудия, самыми настоящими снарядами, которые могли запросто проделать дыру на том самом месте, где я продолжал сидеть.
Я поднялся на ноги и посмотрел на корму. Кучка людей сгрудилась вокруг маленькой палубной пушки, которую им никак не удалось поставить в нужное положение. Все они были одеты в костюмы шестнадцатого столетия, изрядно поношенные затертые и пропотевшие. У одного текла кровь из раны на лице. Все это выглядело слишком натуральным, чтобы быть игрой.
Я упал за большую клетку, прикрепленную к палубе, в которой сидела живая черепаха с щербатым и поблекшим панцирем около ядра в поперечнике. Вид у нее был уставший и несчастный, как у меня.
Снова раздались крики. Что-то трепещущее мягко опустилось на палубу возле меня. Это было знамя из грубой материи, старое, выцветшее, с изображением неестественно длинноногого зеленого цыпленка с загнутыми рогами. Геральдика никогда не была моим сильным местом, но и так уже было ясно, что я угодил в самый разгар морской битвы, да еще на корабль, который, похоже, терпит поражение.
Галеон заметно увеличился в размерах. Вновь расцвели облачка дыма, послышался свист, и сразу же рвануло так, будто взорвался паровой котел. На меня дождем посыпались щепки. Около пушки рухнул моряк, извергнул алый фонтан крови и задергался, как вытащенный из воды карп. Кто-то пробежал мимо клетки, крича что-то на ходу — может быть, и мне. Но я не двигался с места, ожидая, пока на меня снизойдет мудрость и подскажет, что делать.
Она явилась в виде приземистого круглого человека с босыми загорелыми ногами в обтрепанных розоватых гетрах и мешковатых желтовато-черных бриджах с широким кожаным ремнем, с которого свисала абордажная сабля, выглядевшая так, словно ее выковали из старой бочки. Он встал надо мной и заорал, размахивая короткой рукой. Я поднялся на ноги, он снова закричал, махнул в сторону кормы и сам бросился туда.
Казалось, он не очень удивился, увидев меня, да и я почти понял, что он кричал: некий болван Гонзало оказался таким ослом, что позволил выпустить себе кишки, и теперь необходимо мое присутствие, чтобы зарядить пушку.
— Идиот! — услышал я собственный голос. — Сбрось пушку за борт, чтобы облегчить корабль! Наш единственный шанс — бегство, даже если оно невозможно…
Что-то с шумом рассекло воздух. Извиваясь, канат хлестнул меня по лицу, отшвырнул в сторону. Я попробовал подняться, но кто-то толкнул меня. Кусок рангоута размером с человеческую ногу шлепнулся рядом на палубу и, отскочив, вылетел за борт. Корабль вновь накренился. Паруса забились и обвисли. Над палубой пронесся порыв холодного, сладкого на вкус ветра. И снова грохот, треск, вопли, топот бегущих ног…