Берег динозавров
Шрифт:
Возможно, так и должно быть. Программа времени слишком широка, переплетения его слишком сложны, чтобы их мог охватить человеческий разум. Поэтому лучше уж не забивать голову тем, что не связано с каждодневными заботами, и не растрачивать свои умственные силы на тысячи ведущих в тупик дорог, составляющих жизнь оперативного агента.
Но Лайза, Лайза…
Я выкинул из головы мысль о ней (во всяком случае, попытался это сделать) и сосредоточился на сиюминутных физических ощущениях: жаркий и душный воздух, жужжание насекомых, скользящий под ногами песок, струйки пота, стекающие вдоль спины… Нельзя сказать, чтобы все это доставляло удовольствие. Но через несколько минут я окажусь в прохладной атмосфере станции, где меня
Я спустился по пологому склону и вошел через открытые ворота под тень протопальм. Навстречу мне шагали два свободных от работы агента. Я не был с ними знаком, но они поздоровались со мной с тем небрежным дружелюбием, которое приобретаешь, когда жизнь твоя состоит из случайных знакомств. Я выслушал их обычные в этих случаях вопросы о том, трудным ли было задание, и дал обычные ответы.
Внутри станции воздух был, как всегда, прохладен, чист и стерилен. Стимулирующая ванна, как обычно, пришлась очень кстати, но я продолжал думать о другой, чугунной ванне, оставшейся в нашем домике в Буффало… Поданная еда привела бы в восторг гурмана: бифштекс из рептилии в соусе из гигантских грибов с гарниром из креветок, салат из клубней мха, горяче-холодный десерт, изготовленный на основе какой-то немыслимой поварской технологии… Но все это едва ли могло выдержать сравнение с лимонным пирогом, покрытым хрустящей корочкой, который так чудесно готовила Лайза… Воздушная постель была замечательна, но и ей далеко было до жесткой кровати, стоявшей в жаркой, душной комнате с дубовым полом и задернутыми шторами помнившей, как прижималась ко мне Лайза…
Джард позволит мне подремать перед отчетом. Это был невысокий, уставший от забот человек лет сорока пяти с выражением лица, говорившим, что все уже в этой жизни он видел и что все это не произвело на него никакого впечатления. Он встретил меня обычной усталой улыбкой и выслушал, обозревая через окно пейзаж, не менявшийся за пять лет его работы. Похвалил меня за ленту с программой — карги обычно успевают разрушить себя, когда их загоняют в угол, но на этот раз мой меткий выстрел в вычислительный блок помешал ему сделать это. Тонко продуманная игра, в результате которой мне удалось усыпить его бдительность, удалась. Она планировалась очень тщательно и была осуществлена с предельной осторожностью.
Теперь же я чувствовал, что устал от нее, устал от роли, которую играл, от всей этой проклятой работы…
Понятно, что это был просто временный срыв после выполнения задания. Как только мне прочистят мозги и я отдохну несколько дней, наступит избавление от раздражавших укусов неспокойной памяти, и я снова уйду с головой в дела.
По крайней мере, я на это надеялся. Почему бы и нет? Раньше всегда так и было.
Но Джард попросил меня повременить с очисткой памяти, пока он подробно не ознакомится с записями. Я попытался протестовать, но замолчал, подумав, что буду выглядеть нытиком. Остаток дня я бродил по станции и думал о Лайзе. Это был обычный случай невротической сублимации — термин я, во всяком случае, знал. Но все мои мысли в конце концов возвращались к ней. Пробуя плоды дака, исчезнувшего в юрском периоде, я думал, что Лайзе он бы понравился, и представлял выражение ее лица, если бы я притащил парочку домой в коричневом бумажном пакете из магазина компании ИГА на углу; я видел, как она очищает их от кожуры и делает фруктовый салат с тертым кокосовым орехом и проваренным миндалем…
В тот вечер у самого моря, на широком белом пляже, длинной дугой огибавшем мелководную лагуну, в которой время от времени слышались всплески, слишком громкие, чтобы можно было подумать, что это плещет рыба, состоялась вечеринка. По самому краю земли и на песчаной косе росли пальмы, похожие на пивные бочки с цветами по бокам и ветками, торчавшими из верхушки. Там же
Я сидел на песке и наблюдал за своими соотечественниками. Сильные, здоровые, красивые мужчины и женщины нежились в волнах прибоя под защитой звукового экрана, отпугивавшего ихтиозавров, гонялись друг за другом по песку, пока часовые, сидевшие в окопах с обеих сторон пляжа, следили за бродившими поблизости хищниками. Они развели большой костер из дерева, доставленного из нашей точки, находившейся в нескольких миллионах лет вниз по течению, горланили песни двенадцати эпох, поглощали поджаренное мясо детеныша стегозавра, пили белое вино, импортированное из Франции восемнадцатого столетия, и чувствовали себя творцами мироздания.
А я думал о Лайзе…
Ночь прошла плохо. Очистка памяти намечалась на восемь ноль-ноль. Я вскочил еще до шести, легко позавтракал и вышел прогуляться по пляжу, чтобы в последний раз вспомнить Лайзу и задуматься о том, не прошла ли наша дорога, ведущая к мудрости, в стороне от чего-то главного…
Вопрос был не из тех, на которые имеются ответы, но он отвлек мои мысли, пока ноги отмеривали мили вдоль берега. Затем я полчасика посидел, глядя на море и думая о том, что буду делать, если сзади ко мне подкрадется что-нибудь большое и голодное. Ничего не придумал, но и не обеспокоился.
«Мрачно мыслишь, Рэвел, — сказал я сам себе. — Пора возвратиться и привести в порядок мозги, пока ты еще не додумался до того, чтобы шагнуть в переходную кабину, прыгнуть назад в тысяча девятьсот тридцать шестой год и оказаться в квартале от дома через десять минут после того, как вышел из него…»
Я уже забрался в своих размышлениях так далеко, что действительно пора было возвращаться. И неожиданно услышал выстрелы.
Любопытно, что в момент стресса мысли становятся ужасно непоследовательными. Я мчался вдоль берега, даже не заметив, как начал бежать. Брызги летели во все стороны, а я думал, что вот теперь конец прохладному воздуху, мягкой музыке, горячей еде, стимулирующей ванне, сну на воздушной постели, а главное — я не увижу Лайзу, я никогда больше не увижу Лайзу…
Бросившись напрямик через песчаную отмель, с треском продрался через растительность и посмотрел вниз на станцию.
Не знаю, что я ожидал увидеть: шум выстрелов больше всего был похож на грохот тяжелой артиллерии старой эры. Во всяком случае, так мне подсказывал опыт. Я увидел несколько громоздких, тяжелых машин защитного цвета на гусеничном ходу, которые расположились недалеко от станции. Дымящихся стволов видно не было, но дыра, зияющая сбоку здания, свидетельствовала о наличии пушек. Один из танков пострадал. Его гусеница была повреждена, из многочисленных щелей сочился дым. Вдруг среди дыма показались язычки пламени; я кинулся наземь, но опоздал — взрывная волна ударила меня по ребрам.
Несся я, как сумасшедший, сплевывая песок. Мысли путались. Но в одном я был абсолютно уверен: что бы там, внизу, ни происходило, единственная кабина темпорального переброса по эту сторону Плейстоцена находится внутри станции, и чем ближе я к ней подберусь, прежде чем меня прихлопнут, тем легче будет моя смерть.
Никто не обращал на меня и мои усилия никакого внимания. Уцелевшая военная машина (третья эра, как сообщил расположенный у меня непосредственно над ушами банк данных) двигалась вперед, стреляя на ходу. Джарду, очевидно, удалось частично возвести защитный экран; при каждом выстреле над станцией вспыхивала и мерцала радужная корона. Но эта защита предназначалась для отпугивания разгулявшихся в округе динозавров, а не для отражения тяжелой артиллерии. Экран долго не продержится.