Берег холодных ветров
Шрифт:
Вскоре знахарка посмотрела на Айлин и Мейларда, и поняла, что у них двоих слипаются глаза. Понятно было и то, что Нази хотелось поговорить с хозяином о чем-то, не предназначенном для чужих ушей, то есть ей надо было отправить спать эту молодую парочку.
— Слышь, Валам, — вздохнула знахарка. — Ты не мог бы отправить в какой-нибудь угол этих двоих сонь — они после долгой дороги спят походя!
— Понимаешь, Нази… — хозяин заметно смутился. — Для тебя и Ремона имеется свободная комната, а что касается твоих знакомых… Они не согласились бы они пойти на сеновал, а? Все же сейчас лето, и там не так холодно. Знаю, это некрасиво, гостям обычно в доме стелют, но еще одна комната у нас сейчас занята. Там Анрас с женой и ребенком…
—
— Ох, Нази… — вздохнул мужчина. — Неладно в той семье, я уж думал к тебе ехать со своей бедой — потому и вспоминал тебя сегодня не единожды. Дом-то молодой семье мы поставили, а жизни в нем никакой нет, одна тоска да маета: там что-то постоянно, стучит, стонет, а то и воет. Не поверишь: жить в том новом доме нет никакой возможности — страшно, тошно и тяжело. Но это бы все можно пережить, куда хуже другое: молодая жена сына стала то ли заговариваться, то ли с ума сходить, да и наш парень по ночам только что не кричит, причем это происходит чуть ли не постоянно. Конечно, можно сказать, что такое случается не с ними одними, все же почти у всех бывают небольшие косяки со здоровьем. Верно, в жизни выпадает всякое, в том числе и болезни приходят не вовремя, только вот до того времени, пока им новый дом не поставили, ничего подобного в молодой семье не происходило, а сейчас мы не знаем, на что и думать! Как к нам в гости сын с женой приходят, да поживут здесь несколько дней — так им вроде легче становится, а стоит молодым вернуться в свой дом — и опять все повторяется.
— Да, матушка, помоги нам… — всхлипнула и жена хозяина, которая к тому времени уже лила горькие слезы. — На тебя одна надежда! Сын наш каждое утро совсем больной встает, за голову хватается и стонет, да и просыпается весь в поту — рубаху на нем хоть выжимай, до того мокрая! Про его жену я и не говорю — беда бедная с ней! Если так и дальше пойдет, то придется ее под замком держать, а не то ведь она, бывает, себя не помнит, и что делает — не знает! Просто как умом тронулась… А ведь еще недавно была такая славная, добрая да работящая! И ребеночек у них маленький… Да и ее родители ой как недовольны, в лицо нам говорят — что, дескать, вы, с нашей дочкой сотворили? Когда, мол, ваш сын ее за себя брал, то она здоровей здоровой была, а сейчас на нее смотреть больно!.. Того и гляди, слава о нас по округе дурная пойдет…
— А как же знахарка ваша? Что же не помогает?
— Да еще осенью померла наша знахарка, причем разом, а мастерство свое никому не передала!
— Как померла?
— Не знаем. В лес по ягоды пошла, да там и преставилась. Конечно, надо признать, что знахарка у нас была не очень. Что я имею в виду? Бестолковая, частенько все путала, то и дело ляпы допускала, но, тем не менее, кое-что могла. А сейчас ее нет, и потому мы — как без рук. Так с той поры и маемся: если кому что надо, то ездим туда, где знахарки имеются, только в наших местах дороги, сама знаешь, какие, да и добраться до каждой знающей не так просто. К тому же времени на эти поездки уйдет немало, а в летнее время, сама знаешь, каждый день дорог. Но все одно сейчас дошло до того, что рад бы все бросить, взять сына с семьей и к тебе махнуть.
— Чего ж ко мне не приехал раньше?
— Так ведь добраться до тебя — не ближний свет, да и человек ты такой, что не всегда на месте сидишь…
— Разом знахарка померла, говоришь? — переспросила Нази. — Странно… Ладно, сейчас время позднее, не будем ваших будить, да и я с дороги что-то подустала. Но уж раз я к тебе приехала, то утром разберемся,
— Ох!.. — жена хозяина вытерла слезу. — Ох, счастье-то какое!..
— Погоди радоваться, когда дело сделаем, тогда и рыдай от счастья… — отмахнулась Нази. — Сейчас нам с племянником надо переговорить с твоим мужем, так что лишние уши тут не нужны. Вы, парочка, идите на сеновал — это дело вам уже привычное, до утра не замерзнете. Да, и Кадену отнесите поесть. Конечно, я ему уже кое-что принесла, от голода не помрет, но парень, как я заметила, любит пожрать от пуза.
Прихватив с собой две большие деревянные тарелки, на которые обрадованная хозяйка даже не положила, а навалила целые горы снеди, молодые люди отправились в сарай, где стояла карета.
— Каден!.. — Мейлард постучал в дверцу кареты. — Каден, открывай, мы к тебе с ужином пришли. Стол накрывай, гулять будем…
— Ты же, сдается мне, поел… — Айлин толкнула парня в бок.
— Это может, ты за фигуру беспокоишься, а я, к вашему сведению, само совершенство и потому насчет ужина никогда не откажусь пойти по второму заходу…
Утром Нази поднялась на сеновал, и растолкала молодых людей ни свет, ни заря.
— Вставайте, лентяи.
— Так вроде еще рано… — Айлин терла глаза руками.
— Вообще-то трезвомыслящие люди по ночам спят… — усмехнулась знахарка. — Впрочем, таковых среди вас, кажется, нет.
На самом деле Айлин и Мейлард ночью долго болтали с Каденом, вернее, разговаривали они, а оборотень время от времени давал о себе знать легким рычанием. Сейчас даже не вспомнить, какую чушь в темноте они несли, смеялись над всякой ерундой, а потом все трое одновременно ухватились за один круг копченой колбасы. Естественно, дело закончилось тем, что колбасу разодрали на три неравные части, а потом Мейлард принялся утверждать серьезным тоном, что ему необходимо откусить побольше от каждого куска, чтоб выяснить, не испорчен ли столь ценный продукт, и ради такого дела он даже согласен рискнуть своим здоровьем, и в одиночку уничтожить сей вредоносный провиант… Затем Мейлард пытался отобрать у Айлин и Кадена колбасу, а те, давясь от смеха, пытались ее жевать… Глупо, конечно, и если бы в то время кто мог посмотреть со стороны на молодых людей, то, наверное, совсем не понял, отчего они веселятся и над чем хохочут. Даже Каден трясся от смеха, пытаясь, правда, притом не издать ни звука. Во всяком случае, Айлин так не смеялась со времени своего девичества — тогда ухаживающие за девушками парни тоже веселили их от души…
— Мы просто с Каденом поговорили немного…
— Слышала я ваши разговоры! — усмехнулась Нази. — Вы ржали куда громче хозяйских лошадей, и спать вам никак не хотелось. Разрезвились к ночи, охламоны! Вроде взрослые люди, а ни у одного из вас ума в голове и на медяшку не наберется. Того и гляди, от вашего ночного гогота у хозяев курицы с перепугу нестись перестанут… Ладно, давайте собирайтесь — и ко мне идите. Что же касается вашего утверждения насчет того, что, будто бы, еще рано, так в это время деревня уже проснулась — здесь люди встают еще с рассветом, а те, кто долго лежит, считаются или больными, или бездельниками. И потом, я уже поднялась, так что и вам нечего дрыхнуть!
— Какая немыслимая жестокость! — Мейлард с трудом открыл глаза. — Будить человека ни свет, ни заря! И потом, здесь с утра весьма прохладно, а в сене так хорошо…
— Спускайтесь вниз, там тепло! — скомандовала знахарка. — И хватит трепотни, тем более что будить вас я не нанималась!
Когда молодые люди пришли в дом, то выяснилось, что знахарка с племянником времени даром не теряли — они уже принялись выяснять, что же такое творится в семье сына хозяина дома. Пока Айлин и Мейлард сидели на кухне, до них несколько раз доносился голос Нази, пару раз пронзительно вскрикивала какая-то женщина, плакал ребенок… Понятно: знахарка выполняет свое обещание разобраться, что нелады творятся в молодой семье…