Берег скелетов
Шрифт:
И вдруг я увидел корабль.
Он был полностью оснащен и стоял на якоре. До него было миль пять.
Я подумал, что это галлюцинация. Руки у меня слегка дрогнули. Только бы Стайн ничего не заметил. Я спокойно повел биноклем вправо. Не следовало долго фиксировать взгляд на одной точке, чтобы не вызвать подозрение Стайна. Я вновь провел биноклем мимо корабля. Он по-прежнему был там.
— Удовлетворены, капитан? — ухмыльнулся Стайн. —
— Удовлетворен, — ответил я. Сердце у меня билось от волнения. Мне хотелось закричать: «Корабль! Корабль!..»
В течение следующего получаса я ходил вокруг, собирая топливо для костра. Анна курила, опершись спиной о ствол дерева. За весь день она не произнесла ни слова. Я понимал, что этот поход к моей смерти мучил ее. Я надеялся, что она не совершит никакой глупости. Никогда еще время не тянулось для меня так мучительно долго.
Наконец как бы невзначай я сказал Стайну:
— Я хотел бы обследовать эту долину, — вернусь до захода солнца. Не возражаете?
— Желаю удачи, капитан. Не стану вас преследовать, если не вернетесь. Просто через день-другой в пустыне появится еще один скелет.
Я готов был прибить его, но присутствие Иоганна с «ремингтоном» останавливало меня, да и сам Стайн ловко управлялся со своим «люгером».
— Вы не хотите пойти со мной? — спросил я Анну.
— Если только недалеко… — ответила она.
Я промолчал. Отойдя от лагеря на порядочное расстояние, мы остановились.
— Джеффри, что случилось? Говорите скорей!
— Корабль, — хрипло произнес я. — Корабль на якоре.
Кивком я указал направление.
Пыл сразу покинул ее, сменившись жалостью и состраданием. Она покачала головой и печально произнесла:
— Корабль на якоре в пятидесяти милях от моря?..
— Вы думаете, я рехнулся? Он стоит вон там…
Я поднял к глазам бинокль. Корабль был на месте. Я передал бинокль Анне.
— Возьмите чуть выше той красноватой скалы… На песке…
Она опустила бинокль и ошеломленно посмотрела на меня.
— Но как он мог туда попасть? Он похож на… — она замолчала, не находя нужного слова. — Он похож на каравеллу… Нет, нет… Это просто невероятно…
Мы подошли уже довольно близко, и корабль был виден без бинокля. Я отчетливо различил три мачты с косыми парусами.
— Побережье, должно быть, сильно изменилось за последние столетия… — сказал я. — Наверное, когда-то здесь был залив… Я не раз слышал старинные байки о корабле в пустыне. Обычно их рассказывали во время попоек, когда была выпита уже не одна бутылка. Но никто не говорил ничего определенного. То рассказывали о каком-то арабском паруснике, то о какой-то каравелле, но в эти легенды трудно было поверить…
Мы так быстро шли к кораблю, словно не совершили тяжелый дневной переход.
— Португальская или испанская каравелла… — сказал я.
— Не могу понять, почему она не сгнила и не разрушилась за все эти годы…
— Песок и сухой воздух удивительно долго сохраняют самые различные предметы в их первозданном виде, а погибшие растения, трупы людей и животных высушивают и мумифицируют. Иногда подобными качествами обладают некоторые виды почвы. Так, на родине
Мы преодолели пологую дюну, в четверти мили от каравеллы, стоявшей носом к высокому утесу. Вдруг яркий отблеск, словно солнечный зайчик, ударил мне в глаза.
— Вода, вон там, налево, вода! Смотрите!
Примерно в полумиле отсюда мы увидели небольшое озерко.
— Ни слова Стайну! — сказал я. — Быть может, это будет нашим спасением…
…В оцепенении мы остановились перед старым кораблем. Якорь был засыпан песком. Орудийные порты были открыты, и из них торчали тщедушные стволы орудий. Рангоут казался еще достаточно крепким. Корабль был погружен в песок почти до орудийных портов. Позолота на носу и корме потускнела и выцвела, но все еще была различима. Я увидел штурвал на высоком юте. Я бы не удивился, если бы человек в старинном шлеме появился на палубе и окликнул нас.
— Поднимемся на борт, — хриплым голосом предложил я.
— Это… это похоже на ожившее прошлое… — прошептала Анна, словно у гроба с покойником.
Верхняя палуба возвышалась над песком больше чем на шесть футов. Я хотел влезть на полуют через одну из амбразур, но Анна остановила меня.
— Джеффри, — взмолилась она, — не надо… Давайте вернемся назад… У меня такое ощущение, словно там, на борту, какая-то святыня… Не нужно осквернять ее… Не нужно нарушать покой мертвецов. Не будем подыматься туда. Пожалуйста… Прошу вас…
Я рассмеялся, пытаясь разубедить ее:
— Но я никогда не прощу себе, если не увижу, что там… Рано или поздно кто-нибудь найдет этот корабль… Я хочу быть первым, кто поднялся на его борт после того, как он вышел из Лиссабона в тысяча четыреста каком-то году. Подумайте, первый человек за пять столетий, поднявшийся на борт! Пойдемте со мной, — сказал я, пробуя, выдержит ли доска мою тяжесть. — Если нас ждет кара небесная, что ж, такова наша участь…
Я пролез в амбразуру, протиснулся мимо почти не заржавевшей пушки и поспешно оглядел палубу. Все пушки по левому борту словно были готовы открыть огонь. Орудийные порты по правому борту были закрыты. Возле каждой пушки возвышалась аккуратная пирамида ядер, величиной с мяч для игры в крикет. Заскорузлые, кожаные ведра, затвердевшие от времени, как железо, стояли возле каждой пушки. Пустынную палубу устилал гладкий песчаный ковер.
— Ничего страшного, — обернулся я к Анне. — Давайте руку.
Я наклонился и подтянул ее наверх. Анна огляделась.
— Что с ними случилось?.. — спросила она.
— Возможно, бежали на берег… — сказал я. — Взгляните, совершенно ясно, что они готовились к бою. Орудийные порты открыты только с одного борта, обращенного в сторону моря… Но что именно вынудило капитана развернуться бортом к морю?.. Никаких следов экипажа. Значит, все они покинули корабль. Давайте взглянем, что там внизу.