Берег тысячи звезд
Шрифт:
Хиппушка удовлетворенно кивнула и показала большой палец.
– Просто одно лицо.
– Вот и хорошо, - Лефевр вышел и, взглянув на него, Вадим все-таки не сдержал вскрика. Он смотрел на самого себя - такого же, каким видел в зеркале по утрам, отличий не было. Губы двойника дрогнули в улыбке, и Вадима накрыло какой-то совершенно детской обидой. Чудовище отняло у него все - внешность, походку, запах, даже улыбку.
Вадим почти не запомнил, как его сняли с импровизированной дыбы и устроили на куче тряпья в углу. Ему было все равно. Он смотрел, как двигается двойник, укравший его тело, и думал, что снова попал в плен - вот только теперь у него
– Я не держу на вас зла, - сообщил Лефевр. Хиппушка согласно кивнула: она, дескать, тоже не держит.
– Побудьте здесь. Вечером я вас заберу.
У Вадима хватило сил на то, чтобы изогнуть губы в презрительной ухмылке.
– Уверены, что сможете?
– спросил он. Лефевр кивнул.
– Даже не сомневаюсь.
Вадим откинулся на сырые тряпки, воняющие мертвечиной, и закрыл глаза. Похоже, Знаменский впервые в жизни откусил кусок не по зубам.
А Хельга и Лефевр вышли на улицу, долго брели тонкими кривыми тропками среди сугробов, гаражей и заброшенных складов, пока не вышли на обитаемые окраины города, глядя на которые трудно было поверить, что находишься в столице. Когда унылые заснеженные дворы, хмурые хрущевки и грязные проулки остались позади, Хельга призналась:
– Я в разных местах была, Жень. Но тут что-то страшно.
Лефевр понимающе качнул головой.
– Кого тебе бояться в моей компании?
Возле остановки стояла старенькая «девятка» с шашечками такси. Когда они устроились на заднем сиденье, и машина под разудалые песни о мусорах и лагерях поехала в сторону центра, Хельге показалось, что «девятка» готова развалиться на первой же колдобине.
Не развалилась.
Контора Знаменского располагалась в уютном особняке под старину - проходя мимо, Хельга предположила бы, что в этом двухэтажном доме находится какой-нибудь музей, библиотека или что-то в таком духе. Но воспоминания Вадима, которые Лефевр позаимствовал вместе с аурой, были совершенно однозначными, и окно на втором этаже с изящной статуэткой на подоконнике принадлежало кабинету хозяина дома. Отпустив такси, Лефевр некоторое время переминался с ноги на ногу, окончательно осваиваясь в новом виде, а затем произнес:
– Надеюсь, через полчаса выйду.
– Нас наверняка заметили, - Хельга хмуро указала на видеокамеры. Лефевр только рукой махнул.
– Я их чуть-чуть подправил. Тебя не видно.
Хельга ободряюще пожала его руку на прощание и села на скамейку. День выдался довольно прохладным, но девушка давно привыкла игнорировать подобные мелочи.
Лефевр вошел в здание, вежливо кивнул вахтеру - тот пристально посмотрел на него, но ничего не сказал - и прошел к лестнице. Сегодня здание пустовало, однако Знаменский был на месте: порывшись в воспоминаниях Вадима, Лефевр нашел ерническую мысль о том, что Всеволоду Ильичу нечем дома заниматься, вот он и торчит в конторе. Секретарши в приемной не было - видимо, отбежала в кафе за булочками с кремом. Лефевр задумчиво смерил взглядом ее стол, заваленный бумагами, компьютер с тропическим островом на заставке и подумал, что вся эта обстановка похожа на тщательную маскировку. Постучав, он приоткрыл дверь и, просунув голову внутрь, спросил:
– Всеволод Ильич, можно?
Знаменский, сидевший за ноутбуком и сосредоточенно стучавший по клавишам, даже не взглянул в его сторону.
– Да, Вадим, заходи. Что-то серьезное?
Лефевр закрыл дверь и, пройдя к столу, сказал:
– Всеволод Ильич, я, кажется, гнию.
На сей раз Знаменский
– Что за чертовщина… - он выбрался из-за стола и, взяв Лефевра за руку, развернул ее к свету, чтобы как следует рассмотреть пятно.
Этого оказалось достаточным, чтобы Лефевр сумел активизировать заклинание, соединившее их разумы.
Конечно, Знаменский ни при каких обстоятельствах не позволил бы магу из иного мира прикоснуться к себе. Сейчас, когда он увидел, кто именно скрывается под личиной старого помощника, ему, должно быть, впервые в жизни стало по-настоящему страшно. Знаменский попробовал отпрянуть в сторону - Лефевр не позволил, обхватив свободной рукой шею хозяина кабинета и усилив действие заклинания.
Кажется, Знаменский издал тонкий хрип.
На какое-то время они действительно стали одним целым. То ли сузианское заклинание усилилось на Земле, то ли дело было в том, что Знаменский был очень могущественным магом, но Лефевр понял, что никогда раньше не испытывал ничего похожего при работе с чарами. Их разумы полностью переплелись, открывшись друг другу до конца, и Лефевр смотрел, жадно впитывая все, что открывалось его взгляду: тайны земли и темных вод, древние механизмы работы стихий, переплетения заклинаний и заговоров…
И он понял, что Знаменский не знает, как открыть врата. Просто потому, что никто и никогда не делал ничего подобного. Способа проникнуть из одного мира в другой не существовало. Заглянуть, используя сложную систему зеркал - можно, но вот пройти…
Отчаяние, охватившее Лефевра, было острым и бесконечным. Он попытался разорвать цепи заклинаний, соединявшие его со Знаменским - ведь узнал все, что хотел - но у него ничего не вышло. Их общая переплетенная аура потемнела, в ней проступили темно-зеленые пятна с серой бахромой по бокам, знак смерти и разложения.
Знаменский умирал.
Массивная золотая корона, очертания которой проступили на его голове, медленно распадалась на части. Пятна расползались, становясь больше, источая запах разложения и болота. Лефевр подумал, что сейчас тоже умрет, и эта мысль не вызвала ни горечи, ни страха. Пусть Алита будет счастлива и окончательно забудет о нем.
Хельгу только жалко.
Осколки короны поднялись над головой Знаменского и поплыли в сторону Лефевра. Кожа на лбу Знаменского почернела, стала расползаться уродливыми лохмотьями - он давным-давно был мертв, и вся магия только удерживала разложение. Когда тяжелый золотой обруч опустился на голову Лефевра и стиснул виски, над костюмом Знаменского уже парил череп.
Владыка умер, уступив место своему невольному убийце.
Кажется, Лефевр вскрикнул. Кажется, на этот сдавленный возглас боли откликнулись тысячи других голосов - все маги, бывшие в подчинении у Знаменского, признали над собой нового государя.
Последним, что запомнил Лефевр, был мелодичный перезвон серебряного колокольчика.
Глава 8. Король Севера
– Дело в том, что тот, кто убьет владыку, вынужден занять его место.
Голос Вадима был глухим и тяжелым, слова падали, будто огромные булыжники. По темной глади вод, окутавшей Лефевра, проплыла исполинская тень.