Берег Утопии

Стоппард Том

Джонс. О! I say!

Маркс. Кошут и не заметил, как история стерла его со своих подметок. Что до Мадзини, то от прыща на моей заднице больше пользы, чем от итальянского националиста.

Кинкель (Иоанне и Мальвиде). Каков мошенник!

Все оскорбления произносятся таким образом, чтобы они не были слышны оскорбляемым. Маркс встречается глазами с Кинкелем.

Маркс. Кинкель!.. Слащавый болван.

Входит Руге.

А, вот и еще один наглый пустозвон.

Руге (приветствуя

Ледрю-Роллена и Кошута). Я вижу, что и мой соотечественник тоже здесь, это жулик Маркс. А, и Готфрид Кинкель – ну этот-то просто длинная струя мочи, больше ничего. Итак, когда же революция?

Ледрю-Роллен. Да если бы у меня была жалкая сотня тысяч франков, я мог бы завтра же дать сигнал к началу революции в Париже. Самое позднее – во вторник.

Мадзини. Освобождение Парижа, да и всего человечества, если на то пошло, придет из Милана!

Входят Ворцель и Блан.

Ворцель (с астматическим кашлем). Польша приветствует Венгрию, Италию и Францию.

Блaн. Социалистическая Франция приветствует Венгрию, Италию и буржуазную республику в изгнании… И Германию, Германию и еще раз Германию. По одиночке мы ничто, все вместе мы дерьмо.

Руге и Кинкель демонстративно игнорируют друг друга. Руге «не замечает» Маркса.

Маркс (Джонсу). Будьте поосторожнее с этой марионеткой Луи Бланом. Уклонист по самую свою вонючую задницу.

Ворцель (пожимая руки). Герцен! Польша прощает Россию!

Джонс. I say! Это же Герцен!

Маркс. Россия к делу не относится. Я предлагаю исключить Герцена из Комитета.

Джонс. О, I say. Так нельзя.

Маркс. Я подаю в отставку! (Уходит.)

Эмигранты открыто освистывают его уход.

Руге. Детоубийца!

Кинкель. Паразит! Приживал!

Ледрю-Роллен. Онанист!

Мадзини. Экономист! (Не обращаясь ни к кому в отдельности) Arrivederci! [75] Сегодня Милан – завтра весь мир. (Уходит.)

75

До свидания! (um.)

Блан. Прожектер.

Ворцель (Джонсу). Может быть, начнем? В пять часов я даю урок математики в Мазвел-Хилл.

Джонс. Господа! Тише, тише! Заседание международного братства демократов в изгнании объявляю открытым.

Тем временем драматическая сцена с участием Кинкелей и Мальвиды достигает апогея. Никто не обращает на них внимания. Иоанна размахивает пистолетом в направлении Кинкеля и Мальвиды.

Иоанна. Аспид! Застегни свои пуговицы! Я была слепа, слепа!

Кинкель. Нет, нет! Не стреляй! Подумай о Германии!

Иоанна стреляет из пистолета.

Звук

выстрела, похожий на звук хлопнувшей двери, резко будит Герцена.

С этого момента «интерьер у Герценов» включает в себя (постоянно, или временно, или по мере надобности) столы, стулья, кресла, стол, диван и так далее, так же как и обозначенные двери и замкнутые помещения.

Мальвида только что вошла в комнату, где спал Герцен.

Прочие персонажи его сна остаются невдалеке. Они светски болтают, держа бокалы с вином, курят, накладывают себе закуски, которые время от времени приносит горничная. Слышится раскат добродушного смеха эмигрантов в ответ на чьи-то слова.

Герцен (просыпается). О!.. У вас все в порядке?

Мальвида. Простите ради бога, сквозняком захлопнуло дверь… Я стучала.

Герцен (поднимаясь). Нет, нет, простите меня! Я вдруг устал… а после этого будто сразу…

Мальвида. Вам что-то снилось?

Герцен. Господи, надеюсь, что да.

Мальвида. Я получила ваше письмо.

Герцен. Да, конечно. Мое письмо.

Мальвида. Вы ищете учительницу для ваших детей.

Герцен. Только для Таты. У Саши свои учителя, а Ольга еще слишком мала. После смерти моей жены девочки жили у друзей в Париже. Пришло время нам быть всем вместе. Тате будут нужны математика, история, география и… Вы ведь говорите по-английски?

Мальвида. Я могла бы преподавать начинающим. На каком языке мне вести остальные уроки? По-французски или по-немецки?

Герцен. Без сомнения! Мы говорим по-русски en famille. [76]

Мальвида. Я бы хотела выучить русский. Я читала «С того берега», но, конечно, только по-немецки.

Герцен. Вы знаете мою книгу? Хотел бы я увидеть ее на русском! Да где уж…

Мальвида. Да, об этом можно было только мечтать. У меня в Германии был близкий человек, который принимал участие в революции. Он умер в прошлом году. Умер молодым. Кто-то обронил перчатку. Детская…

Герцен. Это мое.

76

дома (фр.).

Мальвида поднимает маленькую перчатку с пола рядом с креслом Герцена. Она отдает перчатку Герцену. Он кладет перчатку в карман.

Герцен. Ну что ж, сколько я вам буду платить?

Мальвида. Я бы предложила два шиллинга в час.

Герцен. Я бы предложил три. Пожмем руки, как англичане? (Пожимают руки. Он собирается проводить ее в другую комнату.) Дома мы называем англичан «айсейками». «I-say-ки!»

Мальвида присоединяется к Кинкелям. Иоанна застегивает Кинкелю пальто. Кошут, прощаясь, пожимает всем руки. Вечер подходит к концу, как полагается, с помощью горничной, которая подает пальто и шляпы.