Берегиня сегодня 2
Шрифт:
Я бы ещё лежала и жалела себя, до выписки оставалось несколько часов, но неожиданно в палату ввалилась тётка в распахнутом запятнанном тулупе. Под тулупом топорщилась расстёгнутая вязаная кофта, под ней трикотажное платье модели «муж меня бросил тридцать лет назад».
На голове женщины пестрел разноцветный платок, второй серый пуховой, размером со столовую скатерть, она держала в правой руке. Тут тётку кто-то подтолкнул сзади и в палату, цокая по линолеуму копытцами, вошла здоровенная коричневая свинья. На толстой шее сверкал собачий ошейник в гранёных металлических
– Вот, – сказала тётка, глядя на меня и вытирая рукавом лицо. – Отдаю, меня зовут Полина. Откупиться у меня денег нет, а Хавронья у меня самое ценное, пусть теперь будет оторвыщь.
– Да вы что? – Я взмахнула обеими руками, с пальцами в гипсе. – Вы о чём?
Свернув на рукаве тулупа серый платок, чтобы он не волочился по полу, женщина облегчённо вздохнула.
– Хавронью тебе, Маша, отдаю. Буквально отрываю от сердца.
«Оторвыш» уселась на попу, вернее, задницу, и с любопытством оглядывалась. Я признала в хрюшке ту самую особу, что приходила к нам под окно больницы.
– Куда я её дену? В хозяйственный магазин?
Тётка меня не слушала. Она села на корточки и поцеловала свинью во влажный пятачок.
– Она такая умная! А красавица! – Кряхтя, тётка Полина встала с корточек. – Это за то, Маша, что ты меня в тюрьму не посадила.
Заявление было для меня неожиданным.
– Послушайте, не нужен мне этот роскошный подарок.
Оранжевый голос, хихикая, напомнил русскую пословицу: «Не было у бабы печали, купила баба порося». Тут же влез с комментариями бирюзовый голосок: «Французы говорят – купил козу, и понял, что до этого был счастлив». «Чё переживать-то? Пустить эту Хавронью на окорока, и никаких проблем, сплошная прибыль», – резюмировал Болотный, самый противный мой внутренний голос.
Пока я прислушивалась к своим мыслям, тётка накинула себе на голову пуховой платок и запричитала:
– Ой, ничеготочки ты не понимаешь, Маша. При тебе, да при братике твоём, а он ко мне, красавец-умница, три раза в гости заходил, Хавронья моя будет ухоженная и сытая.
Тётка с интересом оглядывала палату, Ниночку, и особенно Аню. Я пощёлкала правой рукой пальцами, привлекая к себе внимание. Тётка Полина повернулась ко мне.
– Не волнуйся, Маша. Деньги мне и Коля с Ирой дали, и братец твой. А только знаешь, Хавронья моя каждый час норовит сюда, в больницу сбежать. Неделю сюда бегает, как только на ноги стала. Взгляд у моей свиночки умный, я прям боятся её стала.
Задрав морду, свинья принюхалась и бодро засеменила в угол, где у нас в больничной палате хранились продукты. И тут же начала чем-то чавкать, шурша пакетами.
С кровати Анны раздался тихий голос.
– Маша, отправь Хавронью со мной, она теперь здесь жить не сможет.
– Вот именно. – Пришедшая тётка неловко застегивала тулуп. – Ещё благодарить будешь.
Пока я встала и выдёргивала из пасти хрюшки батон сырокопчёной колбасы, тётка Полина, толкнув дверь задом, сбежала. Тут же в палату заглянула медсестра Валентина.
– Слышь, Маша, я попрощаться заш… – Взгляд её остановился на Хавронье. – Батюшки светы, дожили! Нет, Машенька, ты ценный пациент, но хрюшка в палате – это перебор.
– Валентина, мне эту хрюшку только что подарили, и мы её увезём. А хочешь, возьми себе.
На секунду задумавшись, Валентина прикрыла за собой дверь и решительно замотала головой.
– Нет, Маша! У меня в хозяйстве свой собственный хряк имеется. Зовут Сашка.
– Большой кабанчик? – заинтересовалась Ниночка. – Задорого продадите? Мне бабуле нужен в хозяйство.
– Сашка – это мой муж. Двоих хряков в одном доме я не выдержу. – Сдвинув брови и вздёрнув губу с усиками, Валентина повысила голос. – Хрюшку из больницы убрать!
– Валя, – я нахмурилась, и снова заныли кости переносицы. – Я уже собираюсь выписываться.
Мечтательно глядя на огромную, по местным меркам плазму-телевизора, Валентина обречённо вздохнула:
– Я вчера ворчала, а сегодня тебе честно скажу – во-первых, мне нравится работа, а во-вторых, и в самых главных, на моё место ещё семь желающих. Маша! – Валентина сменила тон. – Не подведи меня, пожалуйста.
– Ладно. – Я запахнула тёплый халат, ажурную ночнушку и сменила тон с просительного на свой привычный, руководящий. – Валя, в качестве одолжения, скажи главврачу, чтобы сделали выписку не только на меня, но и на Аню, напиши что-нибудь про сонное состояние.
Валентина оглянулась на плоский телевизор, видимо примеривалась, куда поставит его в своей квартире и вышла из палаты.
– Сделаю.
Глава 16
До железнодорожной станции «Столбы» под Чеховым, Жора добрался к вечеру, уже в темноте. Территория представляла собой девственный лес, засыпанный снегом, под которым намечались клумбы и низкие ограды.
На въезде из будки вышли сразу два охранника и на Жорино заявление: «Мне к главврачу», подкреплённое тысячной купюрой, положительно не среагировали, а потребовали паспорт. Но тысячу взяли.
Ещё раз паспорт у него потребовал охранник в административном корпусе и до кабинета главврача довёл лично.
Комплекс зданий психушки при ближайшем рассмотрении выглядел гораздо ободраннее Киноархива.
Охранник проводил Жору от самых входных дверей до кабинета главного врача.
Главврачом оказалась женщина, которую запросто могли звать Аврора Крейсер или Брунгильда Айседоровна. Её костюм, больше похожий на френч товарища Иосифа Виссарионовича Сталина, строгая прилизанная причёска, и алый маникюр на коротких ногтях дополняли образ. Но звали директрису, как гласила табличка у двери, Юлия Гавриловна.
Дизайн кабинета напоминал бы типичный кабинет современного руководителя, если бы не стол. На столе можно было разбивать пикник, спать втроём или использовать для рулетки. Длинный, массивный, на львиных лапах, он был из того, позапрошлого века.
– По какому вопросу? – спросила Брунгильда тоном судьи, читающей пожизненный приговор.
Оглянувшись на стоящего за спиной охранника, Жора откашлялся.
– Брат у меня тут лежит, двоюродный.
Постукивая костяшками пальцев по столу, женщина прорычала: