Береговая операция
Шрифт:
— Так точно, имею, — ответил Джабаров, явно обрадованный ответственным заданием.
— Зайдите к майору Чингизову, получите у него ориентировку по делу, чтобы отчетливо представить себе свой объект, и вылетайте рейсовым самолетом.
— Слушаюсь, товарищ полковник!
Никезин возился с панелью радиоприемника «Балтика». Удивительно было, с какой ловкостью этот крупный мужчина с огромными ручищами управлялся с тонюсенькими проволочками, которые он припаивал к панели миниатюрным электропаяльником, с длинной острой отверткой, точно попадающей в прорези крохотных шурупчиков. Работал он дома, в маленькой комнатушке с узким окном, у которого стоял большой стол,
На другой стене висели на гвоздях аккордеон, поблескивающий перламутровой инкрустацией, и старая гармонь. В углу комнаты стоял небольшой кованый сундук, запертый на тяжелый висячий замок. Работал Никезин мастером в артели, занимавшейся ремонтом радиоприемников и музыкальных инструментов. Артель имела в центре города приемный пункт и небольшую мастерскую, но заказов у нее было много, и мастера выполняли их на дому. Был Никезин в артели на хорошем счету. За «левыми» заказами не особенно гонялся, работал добросовестно, управлялся с заказами быстро. Во всякие споры на собраниях, как правило, не вмешивался, но когда дело касалось вопросов производства, умел сказать нужное слово. С ним считались как с опытным, квалифицированным работником, и года два назад он был даже избран в правление артели.
Дом, в котором жил Никезин, стоял на отшибе, неподалеку от моря, в заводском районе. Домик этот строил в свое время с помощью дружков молодой белозубый печник и верхолаз Алеша Волков, гармонист и балагур. Любили его товарищи за веселый нрав и тонкое искусство. Хоть и молод был, но не уступал старикам в сложнейшей работе, выкладывая огнеупором топки, а самое главное — умел Алеша хорошо класть заводские дымоходные трубы. Приехал как-то Волков на полуторке на кирпичный завод за огнеупором. Кладка предстояла ответственная, и он сам каждый кирпич выбирал. Приглянулась Алеше на том заводе молодая обжигальщица Настенька. Познакомился он с ней и полюбил ее. Решили пожениться. Жила Настя в общежитии, на завод из детского дома пришла. Родителей у нее не было. Вот тогда и стал ставить Алексей Волков свой дом. Участок ему отвели неподалеку от завода. Поженились они с Настей, но жить им вместе пришлось недолго. Грянула война. Алеша уехал на фронт и через год погиб. Жила Настя одна, работала на заводе. Тяжело ей было одной. Алешу забыть никак не могла. Услыхала как-то, когда уж война кончилась, что шофер с автобазы, которая рядом с их заводом, стояла, квартиру ищет, и сдала ему комнату. Правда, квартиранта своего она мало дома видела. Шофер день и ночь на своей полуторке разъезжал. Но парень он был веселый. Появится в доме, пошутит, перекинется словечком — и как-то веселее.
Потом шофер в таксомоторный парк перевелся. Гараж был на другом конце города, и он переехал на другую квартиру, поближе к гаражу. А Настеньке другого жильца порекомендовал — Никезина Петра Афанасьевича. Никезин был молчаливый, суровый, работал много. Поначалу его суровость пугала Настю. Но как-то отремонтировал Петр Афанасьевич баян, стал его пробовать, разыгрался и душевно запел хорошую солдатскую песню. Иначе стала Настя к нему относиться. А когда завел как-то Никезин разговор о том, что он одинок — семья от немца на Смоленщине погибла — и предложил выйти за него замуж, она согласилась. Так стал Никезин хозяином в доме, построенном Алешей Волковым.
…Настя была на работе. Никезин закончил паять, вставил панель в корпус приемника, закрыл заднюю крышку, воткнул вилку в розетку и стал проверять, как работает «Балтика». Приемник действовал отлично на всех волнах. В это время мимо дома прошла машина и дважды коротко просигналила. Никезин, не торопясь, взял приемник, вышел на улицу и остановился, поглядывая, не
— Отправил? — спросил его шофер.
— Да.
Шофер, правя левой рукой, правой вытащил из кармана куртки папиросу, протянул Никезину и сказал:
— Бери, раскуришь дома в 2.30. Ясно?
Никезин кивнул головой.
Сдав приемник в мастерскую, Никезин, не торопясь, на трамвае поехал домой.
Войдя в свою комнату, открыл сундук, где лежали[]тяжелые кирзовые солдатские сапоги и немецкий аккордеон, точно такой, как висел на стене. Он вынул аккордеон, положил на стол, снял крышку. Затем покрутил пальцами папироску, которую дал ему шофер, вытащил из нее мундштук, расправил его на столе и, взяв лежавшую рядом лупу, навел ее на бумажку. Под лупой отчетливо проступили колонки каких-то цифр.
На столе у Никезина стоял старинный приемник, один из самых первых выпусков «СИ-235». Никезин вытащил из клеммы приемника вилку от антенны, подсоединил ее к своему аккордеону и взглянул на часы. До двух часов тридцати минут оставалось около трех минут. Он слегка перебирал клавиши аккордеона, наигрывая в четверть тона какую-то легкую мелодию, похожую на немецкую песенку «Майн либер Августин», которую обычно отзванивали механизмы, вделанные в старинные настольные часы.
Вытащив откуда-то из аккордеона миниатюрный наушник, Никезин приложил его к уху и, напряженно вслушиваясь, стал отстукивать на клавишах такты. Прошло уже минут восемь, но наушник молчал. Никезин сделал минутный перерыв и вновь стал выстукивать такты. До его слуха донеслись ответные сигналы. Глядя через лупу на колонки цифр, Никезин быстро и отчетливо отбивал какую-то дробь. Он не дошел еще и до половины передачи, как послышался резкий стук в дверь. Никезин продолжал работать. Стук умолк, а несколько минут спустя постучали в окно. Он поднял глаза, увидел за окном лицо жены, но продолжал свою работу. Закончив, отключил от антенны аккордеон, закрыл крышку, запер его в сундук и только тогда пошел отворять дверь.
Настя вошла в дом сердитая и расстроенная.
— Чего это ты полчаса не открываешь, — упрекнула она мужа. — В кои веки раньше домой выбралась постирать, приготовить, а тут вот маячь на улице.
— Поговори мне еще, — гаркнул на нее разъяренный Никезин.
— А ты не кричи, Петр, я и без крика человеческую речь понимаю, — возразила ему Настя.
Никезин размахнулся и ударил жену по лицу своей огромной ручищей, скверно выругался и вышел из дому.
Третий лишний
Все шло как по-писаному. В окошке, где выдавалась почта до востребования, Вася получил адресованное ему письмо. Не вскрывая его, он тут же вышел из здания вокзала и поехал на такси в гостиницу. Толстяк уже ждал его.
— Сдавайте ваш паспорт и получайте ключ от номера. К сожалению, мы с вами на разных этажах. Вы на четвертом, если не возражаете. Лифта здесь нет, а мне высоко взбираться трудно, у меня и так пропасть беготни в Москве, ведь мы народ командировочный, сами знаете, как вертимся.
Вася рассыпался в благодарностях.
— Вечером увидимся здесь, — сказал ему толстяк, — В буфете неплохой коньяк. Посидим, поболтаем.
Вася утвердительно кивнул головой и улыбнулся.
Комната была отличная: маленькая, светлая и даже с телефоном. Вася, заперев дверь на ключ, с нетерпением вскрыл конверт. В нем было два билета на завтрашний футбольный матч.
Вася даже забыл на миг о том поручении, которое ему предстояло выполнить на стадионе. Как многие советабадцы, он не был равнодушен к футболу и был очень рад, имея два билета на международную встречу.