Беременна на полставки

Гринь Ульяна Игоревна

Официантка принесла поднос с моим заказом, и я с наслаждением вдохнула аромат чая с цветочными нотками, взяла ложечку и отломила треугольник Наполеона. Боже, это оргазм, настоящий гастрономический оргазм! Здесь явно не жалеют сливочного масла! Это как раз то, что мне нужно! Забить сосуды холестерином, забить раны на сердце сахарозой и фруктозой, чтобы не только попа, но и всё остальное слиплось…

Уплетая пирожные и запивая их тёплым чаем, я то и дело косилась на девушку с детьми. Наверное, это и должно называться счастьем. Какая она молодая, моего возраста —

а уже трое. Как только решилась? Должно быть, муж хороший, работает много, чтобы обеспечить такое семейство… А я одна. На Илью полагаться не стоит. Он вообще не знает, что это его ребёнок. Я приложила ладонь к животу, там, где по моему мнению, должен быть зачаток новой жизни, и прикрыла глаза. Глупо, конечно, но мне хотелось ощутить малыша, уже сейчас, хотя толкаться он начнёт, наверное, когда уже будет выпирать…

— Было вкусно? — раздался сбоку голос официантки. — Желаете ещё чего-нибудь?

— М-м-м, — я прислушалась к себе. — Нет, спасибо, было безумно вкусно! Я буду к вам заходить обязательно.

Расплатившись, я вышла из кафе, улыбнулась по пути милому семейству и решительно направилась к метро. Мне надо обязательно поговорить с мамой. Никаких решений не буду принимать без этого разговора. А уж если приму решение, то жалеть точно не стану.

Дома пахло мясом. Я уже собиралась испугаться, что мама снова позвала в гости Костика, но вспомнила, что она обещала мне больше его не приглашать. Мама никогда не обманывала. Поэтому я с лёгкой душой сбросила туфли и пошла на кухню.

— Никуля, вернулась? Кушать хочешь? — спросила мама, хлопоча у плиты. — Я запекла твои любимые тефтельки с грибным соусом.

— Мамуся моя, — я аж расчувствовалась. — За тефтельки с грибным соусом я могу продать душу!

— Не надо ничего продавать, садись, сейчас будем ужинать.

Мама быстро сервировала ужин, подвинула мне хлеб, вилку, чашку с чаем и села напротив, подперев подбородок ладонями. Она любила смотреть, как я ем. Наверное, все мамы любят это дело, особенно, когда дочки не на диете. А ведь мне надо как-то сказать ей, что её дочка столько жрёт внезапно из-за очень интересного положения…

— Мамуль, мне надо тебе признаться…

— В чём, девочка моя?

— Ну… Ты же всегда говорила, что хочешь внуков, да?

— Конечно! Подожди, ты что, выходишь замуж? — всполошилась мама. — Когда? За кого? За этого… как его, Илью? Что вчера приносил фрукты?

Я вздохнула, пережёвывая кусок тефтели, и помотала головой:

— В том-то и дело, что нет.

— За Костика? — изумилась она, замерев.

— Боже упаси! Нет, мам, я просто не выхожу замуж!

— А внуки? Ох… Ты что, ты беременна?

Я покаянно кивнула, не отрывая взгляда от тарелки. А потом осторожно посмотрела на маму, чтобы узнать её реакцию.

Мама улыбалась, но как-то растерянно. Пальцы её теребили край фартука, наверное, чтобы не было заметно, как они дрожат. Бедная моя старенькая мамулечка! Вот так подарочек принесла дочь в подоле… Сейчас разволнуется, будет снова пить валокордин…

— Как хорошо, что я не выбросила твою

кроватку, — счастливо вздохнула мама. — И пелёнки с ползунками ещё лежат в коробке на чердаке!

— Какие пелёнки, мам! Сейчас есть памперсы, — пробормотала я, ещё не веря тому, что услышала.

— Памперсы памперсами, а для ребёночка нет ничего лучше фланелевой пелёнки!

— Мам, подожди… Ты что, даже ругаться не будешь?

— Почему я должна ругаться?

— Ну, мужа-то у меня нет!

— Мужчины — явление преходящее, — отмахнулась мама. — А дети остаются с тобой! Дети — это вообще самое прекрасное, что может случиться в жизни женщины.

— А как же работа? Если я уйду в декрет на три года…

— Да какой декрет! Работай себе, мне хоть будет, чем заняться на пенсии!

Я со вздохом откинулась на спинку диванчика и закрыла глаза. Какое счастье, что у меня такая мама! С ней не страшно и рожать для себя. С ней вообще ничего не страшно.

Глава 12. Папа должен участвовать в жизни ребёнка

Илья остановил машину у ворот и посигналил. Вздрогнул с непривычки — у нового джипа совсем другой клаксон, грубый, брутальный, самцовый. Тойота помягче сигналила… Узнают ли, выйдут встречать?

Не узнали. Пришлось нажать на кнопку вызова, дождаться, пока в доме снимут трубку, и сказать:

— Открывайте, это я.

— Хорошо, Илья Владимирович, — покладисто отозвалась горничная, и интерфон противно зажужжал. Ворота мягко дёрнулись и плавно поехали в сторону. Илья тронул машину, въезжая во двор, заглушил мотор и ещё раз зачем-то заглянул в пакет, стоявший на пассажирском сиденье. Понравится ли Даньке робот? Вроде для пацана это самый «маст оф»…

С пакетом Илья продефилировал к входной двери, которую открыла горничная Лена, ожидая, а у неё из-за спины выглядывала радостная тёща. Бывшая тёща. Но от этого не менее радостная. Она и приветствовала Илью:

— Ну наконец-то! Я понимаю, Юлька — мать-кукушка, но ты же отец! Мог бы и почаще заходить!

— Извините, Виолетта Георгиевна, никак не мог, — Илья привычно сунул тёще цветы и, войдя в гостиную, огляделся: — А где Данька?

— Сними уличную обувь и поднимись к сыну, ему нездоровится, — Виолетта пожала плечами. — Где может быть ребёнок, когда болеет? В кровати, конечно же.

— Опять живот болит? — Илья озабоченно нахмурился. — А что врач говорит?

— Всё как обычно. Диета, режим дня… Проконсультироваться у эндокринолога…

Стащив ботинки, Илья сунул ноги в тапочки, которые тёща держала специально для его визитов, и пошёл к лестнице. На втором этаже было тихо, и только звуки мультяшного боя разрывали эту тишину. Илья открыл дверь и вошёл в комнату сына:

— О, что это ты тут смотришь?

— Папка! — радостно взвизгнул мальчик, подпрыгнул на кровати, но скорчил гримасу и застонал.

— Что такое? Болит? — Илья присел рядом и положил Даньку на подушку. — Где болит?

— Тут, — уныло ответил тот. — Уже надоело болеть!