Беременна от отца подруги
Шрифт:
— Выйди, дочка, не до тебя сейчас! — раздраженно кричит Руслан и тут же напрягается.
Подруга бледнеет, шатается, роняет фарфоровые кружки на пол. Звон, лязг, горячий чай разливается по паркету.
***
Руслан.
Я не выдержал, очень сложно сохранить контроль, когда вокруг тебя происходит столько событий. До этого момента, она считала меня просто другом, называла по имени, искренне смеялась и тайком рассказывала истории из жизни Степановой. Мы виделись всего нечего, но сейчас, когда Алина услышала одно лишь слово — «Дочка», я все сильнее начал узнавать в ее милом
Нет, теперь передо мной стоит моя маленькая копия, и ее глаза все больше и больше наполняются разочарованием, ненавистью и безусловным призрением. Я вижу в них свою сущность и мне горько осознавать, что моя родная кровь, не испытывает ничего кроме ярости.
Больше всего на свете, мне хотелось уберечь Алину от грязи этого мира, обмана, зла и страшной участи, которая нависла над девушкой, по нашей с Эммой глупости. Я подарил дочке свободу, но пожертвовал своей любовью к ней.
Да, хорошим отцом назвать меня сложно и я очень хочу в эту минуту разорваться на части, чтобы только не видеть больше этой враждебности, не сгорать от мучительного позора, за свое разбитое прошлое.
— Повтори… — почти шепотом, произносит дочь.
— Спокойно, Алин, — подбираю слова для предстоящего разговора.
А он неизбежен, как бы нам больно не было, придется расставить все точки над “и”.
— Ничего не хочу слышать!
Совсем еще ребенок. Она громко кричит, краснеет, прыгает на месте, пальцами затыкает уши. На секунду теряюсь, совершенно не понимаю столь детскую и чересчур эмоциональную реакцию. Да, Руслан, ты совершенно не знаешь свою дочь.
В комнате становится слишком душно или просто я сильно разнервничался, невыносимо жарко. Дочь не унимается, у нее истерия, бедняжка заливается слезами, и просто визжит, визжит так, что уши закладывает. Глотку охватывает спазмом, не могу и слова выдавить, тело начинает трясти.
Яна громко охает, придерживается за живот, идет к Алине.
— Заткнись! Замолчи! — хватает девушку за плечи, — он меня тоже так называет! — Немая пауза. Степанова, медленно разворачивается ко мне, шипит, буквально вонзает в голову невидимые стрелы. — Руслан, бывший священник. Все мы для него как дети.
No comments.
— Правда? — всхлипывает дочь.
Яна снисходительно кивает головой, обнимает Алину, гладит по голове, потом посылает ее за совком и шваброй.
— Ну что ты на меня так смотришь? — шепчет, закрывая дверь, — Мы все ей обязательно расскажем, позже.
— Не в этом дело, просто… в какой-то момент, я испытал чувство стыда за свою дочь. Не то чтобы я расстроился, просто как, вот как можно поверить в эту муть?
— Твоей Алине, все божья роса, Юсупов, смирись уже. Пропал, исчез, а подруга воспитывалась безумной Агнет. Что ты хотел увидеть через двадцать лет? Плазму от телевизора?
Черт возьми, она права. Продолжаю стоять на месте, морально успокаиваюсь, чешу затылок.
Яна подходит к шкафу, достает чемодан и принимается поковать вещи. Суетливо, комком закидывает очередной свитер невнятной расцветки, и шумным выдохом оповещает о завершение сбора.
— Я так понимаю, ты согласна?
— Не знаю, что ты задумал, Юсупов, но жизнь моего ребенка дороже гордости и капризов.
В ее светлых глазах столько решительности, смелости. Не смотря юный возраст, Яна, не позволяет себе истерик, старается рассуждать здраво, обстоятельства не сломили ее. Минус один, и я сейчас не имею в виду острый язык Степановой.
Нет, она до сих пор верит людям, верит в их порядочность и совесть. Глупо. Глупо было оставлять справку о беременности в таком видном месте, надеясь на честность и такт коллег.
Деревянная створка за моей спиной вновь открывается, Алина шмыгает носом, начинает собирать осколки, и я опять не выдерживаю, выхватываю у нее совок, чтобы дочь не порезала руки.
— Руслан, — склоняется над ухом доченька, — Яна же правду сказала? Ведь ты не можешь быть тем Зверем, который убил мою матушку.
Ножом по сердцу, но я стискиваю челюсть, положительно киваю головой.
Обстоятельства изменились, и теперь я твердо решил, что через две недели девчонки обе поедут со мной Грецию. Обе. И уже за границей, в спокойной обстановке, мы сумеем достучаться до Алины, постараемся объяснить. О документах можно не беспокоиться, сейчас многие сроки решаются с помощью купюр. Яна тоже пока не в курсе, пусть это будет сюрпризом.
Прошло так много лет, но я больше чем уверен, что Коэн, и его подельники, не забыли того боя. Наглого мальчишку, который посмел очернить честь уважаемых людей высшего ранга. Такие как они не привыкли проигрывать, сейчас, я бы мог вернуть всю сумму и даже больше, однако принцип превыше всего.
Именно в Греции, а если совсем, точнее, в Родосе, где я долгое время засел на ПМЖ, Яна и дочка будут в абсолютной безопасности. У меня там свой бизнес, связи и полная уверенность.
К сожалению, Россия стала теперь чужой и холодной, после смерти Эммы, я здесь гость, не более. Однако искренне благодарен этой стране, она подарила мне дочь, еще одного ребенка и… Степанову.
Убираю последние осколки в урну, выношу чемодан Яны в коридор.
Подруг придется разлучить, на время. Из этой квартиры им будет нужно съехать, не знаю, как Яна воспримет такую новость. С утра я сниму новое жилье для дочери, где Алина сможет и дальше спокойно прятаться от ненавистного отца. Слишком опасно держать девчонок в одном месте.
Еще около получаса, тратим на объяснения Алине, сего внезапного отъезда подруги. Степанова, вновь придумывает причину — неземную любовь ко мне. И дочь, приоткрыв рот, верит, искренне желает нам счастья.
На темных затворках сознания, столь лестные высказывания в мою честь греют душу, однако по правде, могу признаться, Яна тоже весьма симпатична. Не настолько чтобы я тут же пал перед ней на колени, но все же.
— Ооо! Степанова, опять надеваешь пальто, которое я тебе подарил? Какая честь.
— Ну ведь, Руслан Тагирович, привык решать свои проблемы с помощью цацек! А что? Блонда твоя, видимо, только не гадит брильянтами, а в остальном, по уши в них купается. Верно?
Вот это взгляд, мать его. Тот самый, огненный, злой. От которого хочется стиснуть девчонку, позабыв обо всех рамках приличия. Обожаю, когда Степанова злится.